Тень на дереве
Шрифт:
— Мне больше нечего делать здесь. Я улетаю и забираю с собой Ильму.
— Ах, да, конечно! Катитесь оба. Из-за вас все наши беды.
— Вот как?! Я знал, Хойдин, что ты никогда её не любил!
— Любил? Что за глупое слово! Она была предназначена мне, а остальное пустые выдумки. Ненавижу романтиков вроде тебя, с вашими благородными и возвышенными устремлениями! Вы подчиняете своей цели всё и идёте к ней напролом, не глядя по сторонам; не задумываясь, чьи трупы вы оставляете за собой. И что хуже всего: вы ни на минуту не усомнитесь
— Ты и не сможешь её узнать. Ты не выйдешь из этого зала!
— К чему это? Ты мало крови пролил там, в межхолмье? Пропусти меня, Чамен. Людям нужен предводитель, иначе они долго не продержатся.
— Пропустить тебя? Никогда.
— Что ж… в этом — весь ты. Пускай мечи нас рассудят!
Именно тогда я мог проиграть. Не потом, намного позже, когда схватился с Мохеллианом — а тогда, с Хойдином. Он был сильнее и опытнее меня. Несколько раз казалось, что ещё чуть-чуть — и мне конец. И всё же я не знал страха.
И я победил.
Он лежит на полу с распоротым животом и без правой руки, и я слышу его последние слова:
— Будь ты проклят во веки веков, Чамен! — тихо, но отчетливо произносит Хойдин. — Если в мире есть справедливость… пускай ни ты, ни Илимандра, ни ваши дети никогда не узнают счастья. Будь проклят твой род, чужак, так же как проклят теперь наш. Да будет твое имя навеки проклято в истории! Пускай это свершится.
А потом мы с Ильмой мчались вдаль, падая во вселенскую бездну. И мы сказали себе: прошлое не омрачит нам будущего. Мы обещали друг другу: весь пережитый нами ужас не помешает нашему счастью.
И мы были счастливы — пускай и не так, как нам хотелось. Сейчас, когда я думаю об этом, я понимаю: если когда-нибудь в жизни я чувствовал себя счастливым — то лишь в те редкие минуты, когда для нас с Ильмой не существовало ничего, кроме друг друга.
Но если всё было так — то зачем мне понадобилась сила?
Я спрашиваю об этом себя, надеясь, что оно ответит.
Но ответа по-прежнему нет.
Ветер. С него всё начинается.
От него невозможно спрятаться. Если даже ты закутаешься в тёплое пальто и прижмёшься к батарее, он всё равно заберётся под кожу и не успокоится до тех пор, пока ты не взвоешь от страха и боли.
Вот и всё. В этой ветви у меня почти не осталось времени.
— Лада, ты чувствуешь?
— А что я должна чувствовать? Голова болит жутко. И холодно чего-то стало. Ты окно не открывал?
— Нет. Пойдём отсюда.
— Куда?
— Куда-нибудь подальше.
— Это что — и есть оно?
— Да. Оно.
— Ну и почему мы должны уходить?
— Чтобы оно не разрушило твою квартиру.
— Квартиру? Только поэтому?
Я не отвечаю, но молчание — тоже ответ. Лада понуро склоняет голову. Следует за мной, словно рабыня за своим хозяином.
И я знаю: если раньше она сомневалась, то теперь — верит. Когда оно близко, ты поверишь в него, кто бы ты ни был. Твой разум может протестовать, но чувствам откроется правда.
Улица. Редкие машины проползают по ней, как ядовитые гусеницы. Людей почти нет. Когда оно рядом, каждому невольно хочется убраться подальше.
Порывы ветра усиливаются. Тогда, в кафе, я ошибся. Но теперь ошибки быть не может.
— Ник, послушай… — вдруг говорит Лада.
Жду продолжения, но она замолкает.
— Что ты хочешь сказать?
— Что ты не сможешь победить его. Ты никогда, никогда, никогда-никогда не сможешь победить его! Оно — это ведь сила, а ты не можешь быть сильнее силы.
— Я и сам знаю, Лада.
— Ты знаешь… Тогда почему не хочешь признать?
Почему? Потому что я всё так же люблю Ильму, почти говорю я, но…
— Потому что ты привык никогда не проигрывать?
Это правда, отзывается вой северного ветра.
— Я знаю, тебе не понравится… но я всё-таки скажу. Мне ведь нечего терять… Я хочу сказать, нам нечего терять. Понимаешь или нет? Ник, забудь её! Признай наконец, что этот бой ты проиграл. И оно от тебя отстанет.
Негодование вздымается из самых сокровенных глубин. Бурлит, вскипает и коротким залпом выплёскивается наружу:
— Никогда!
— Я знала, что ты так скажешь.
Слёзы — лужи бездонной тоски на краю земли.
— Прости меня, Лада, если сможешь. Я не хотел причинить тебе боль… но иначе не получается. Такова цена. Прости.
Я сжимаю её правую ладонь и больше не говорю ни слова.
Призрак окончательной безысходности. Он растёт, заполняет собой воздух и накрывает меня. Нет, не так — нас обоих.
Ветер превращается в бурю. Деревья вне себя от ужаса. Привычный для них мир рушится; они сбрасывают старые, пережившие самих себя ветки. Шум и треск. Где-то неподалёку падает фонарный столб.
Ещё совсем чуть-чуть — и появится чернота. Я уже чувствую её, хотя пока и не вижу.
Непроницаемые волны становятся вокруг стеной безразличия. Нити вытягиваются и вырастают в непреодолимую паутину. Всё это было уже много-много раз.
Никаких эмоций: каждое действие отработано. Потянуться в пустоту — и поймать на крючок золотую рыбку. Девственная энергия, не принадлежащая никому: только она, и никакая другая. Взять столько, сколько смогу взять. Тащить на себя, потом — выплеснуть изо всех что есть сил.
Точно так же, как десятки раз раньше.
— Ник! У тебя есть тень!
Нарушение первозданной структуры… что?
— Ник, слышишь? Я вижу! У тебя есть тень!
Невозможность, бессмыслица. Почти нет времени.
Ничего не видно. Чернота уже кругом. Пора начи…
Тень? Но я и есть тень. Ведь верно?
— Картина! Я же хотела… ты сказал, что мне можно…
— Я не могу! — зачем я трачу силы? Ведь всё случится именно так, а не иначе.
— Ты не должен… скажи ему! Тень, я видела твою тень!