Тень сбитого лайнера
Шрифт:
– А чего стволы? – Ганя огляделся. – Раньше надо было думать. Спрячем по дороге.
Промедол окончательно привел Супруненко в чувство. Боль отступила, и Тарас направился вслед за этими двумя мужиками.
Однако, не доходя до площади, Ганя встал, оглянулся на Тараса и сказал:
– Тебе нужно будет подождать.
– Кого?
– Нас. – Он перевел взгляд на своего дружка. – Или мне одному за носилками сходить?
– Какие носилки? – не понял его напарник.
– Зяба, включи мозги! – Ганя постучал костяшками пальцев себе по лбу. – Сейчас к центру стекаются все журналюги. Внесем его на Майдан для большего эффекта.
– Зачем меня нести?! – возмутился Тарас. – Я сам нормально хожу.
– Послушай, как тебя там?
– Тарас.
– Тарас, если ты не хочешь, чтобы мы сделали тебя по-настоящему неходячим, то молчи и слушай, что тебе говорят.
– Может, грохнуть его? – неожиданно, как само собой разумеющееся, предложил Зяба. – Уж если нести, так мертвого.
У Тараса от негодования, смешанного с ужасом, перехватило дыхание.
– Да как вы?..
– Не будет слушать нас, грохнем, – заверил его Ганя, насмешливо посмотрел на Тараса и заявил: – Ты жертва, которую мы принесем на алтарь революции.
Зяба прыснул со смеха.
– Ты чего? – удивился Ганя.
– Ну ты и загнул! – восхитился дружок. – Надо записать.
– Держи. – Ганя протянул свой автомат Зябе. – Спрячь до моего возвращения.
– Ты пошутил или правда хотел меня убить? – глядя вслед Гане, спросил Тарас.
– Какие уж тут шутки? – ответил Зяба. – Ты ведь знал, куда шел.
У парня явно были нелады с психикой, которая на фоне эмоционального подъема и вовсе расстроилась, поэтому Тарас больше не задавал никаких вопросов.
Ганя вернулся спустя полчаса в сопровождении двоих парней. Один тащил носилки, второй – большую сумку.
– Давай сюда свою пукалку. – Ганя протянул руку к Зябе, сидевшему на бордюре.
Тот нехотя вынул из-за пазухи пистолет, и Ганя передал его парню с сумкой. Туда же последовал и автомат. Тарасу приказали лечь на носилки.
Майдан бурлил. Это чувствовалось не только по гулу и крикам толпы, но и по напряжению, возникшему в воздухе. Несмотря на то что Тарас лежал с закрытыми глазами, он ощутил взгляды обезумевшей толпы и даже задержал дыхание.
– Что с ним? – раздался чей-то испуганный голос.
– Отойди! – потребовал Ганя. – Не видишь, ранен. Кое-как отбили.
– Уже третьего несут! – простонала какая-то женщина.
– Третьего, – зло повторил Ганя. – А сколько осталось?
– Корреспондент газеты «Би-би-си» Джон Трейн, – раздалось на плохом русском. – Можно пару слов?
– Пожалуйста, – ответил Ганя. – Только быстрее, раненый потерял много крови.
– Кто этот человек? – спросил Трейн.
– Обычный гражданин Украины, которому не безразлично будущее страны, – бойко проговорил Ганя. – У него большая семья, трое детей, но он все равно вышел отстаивать свои права.
«Давай, ври, сволочь, – злился Тарас. – Еще расскажи, что ты меня совсем недавно чуть не грохнул».
– Кто в него стрелял? – продолжал сыпать вопросами журналист.
– Власть! – мгновенно ответил Ганя.
Вымотанный на нет, едва передвигая ногами, Тарас лишь в полночь вернулся домой. Олеся не спала. По ее лицу, осунувшемуся и постаревшему за время его отсутствия, можно было с уверенностью сказать, что и предыдущие ночи были бессонными.
Имея диплом врача, она работала обычной медицинской сестрой, получала зарплату частями. Этих крох едва хватало на то, чтобы заплатить за квартиру да кое-как питаться. Коллектив, состоявший сплошь из коренных украинцев, относился к ней, мягко говоря, с презрением, а некоторые – с нескрываемой брезгливостью.
– Привет! – Тарас попытался поцеловать ее в щеку, но жена отпрянула от него, показала пальцем на руку и спросила:
– Это что?
– Мелочь. – Он попытался улыбнуться. – Упал…
– Ты врать не умеешь, – констатировала Олеся и стала помогать мужу снимать куртку.
Увидев распоротый рукав и бурый от крови бинт, она пришла в ужас.
– Так в тебя стреляли?
– С чего ты взяла? – начал было он, но сдался. – Случайно получилось.
– Пошевели пальцами! – строго потребовала Олеся.
Тарас сжал кулак.
Она тронула его за кисть и спросила:
– Все чувствуешь?
Вместо ответа он выразительно кивнул.
– Иди в ванную и раздевайся! Я сейчас осмотрю рану, – устало сказала жена и исчезла в комнате.
Вскоре перебинтованный и умытый Тарас сидел за столом на тесной кухне, пил чай и слушал нравоучения Олеси.
– Больше никаких Майданов, – сухим, слегка надломленным голосом говорила она. – Не нужны мне такие деньги!
– Брось. – Он поставил чашку на стол и положил руку на ее предплечье. – Скоро все кончится, и я смогу съездить в Россию. Получим сразу столько, что на год хватит.
– Что-то мне подсказывает, что это всего лишь начало, – сказала женщина и покачала головой.
– Что ты говоришь?
– Посмотри, что творится! Все словно с цепи сорвались. Дня не проходит, чтобы к нам в больницу не поступили избитые и покалеченные.
– Может, уедешь? – осторожно спросил Тарас.
– Я тебя здесь одного не оставлю. – Она грустно улыбнулась. – Да и на что ехать?
Глава 1
Головная боль
Лето 2014 года
– Завязывал бы ты, Кирилл Андреевич! – Настя выставила на прилавок бутылку водки, пачку томатного сока и сокрушенно вздохнула. – Такой видный мужик, а гробишь здоровье почем зря.
В магазине больше никого не было, и продавщица позволила себе высказаться.
Булат знал, что эта простая русская женщина, приехавшая в город из глубинки, давно схоронила мужа и сейчас зарабатывала на учебу дочери. Днем она трудилась здесь, а по вечерам убирала какой-то офис. Было заметно, что он ей не безразличен. Но этот мужчина всегда хмурился. Из-за шрама над левым глазом его взгляд казался ей даже немного свирепым. Он до сих пор вызывал у нее робость, о которой давно забыли женщины, эмансипированные городской суетой. Булат часто перекидывался с нею парой фраз, а однажды выбросил на улицу нахамившего покупателя.