Тень секретарши Гамлета
Шрифт:
– Это Гриша Котов, Кот, – пояснила Шуба. – Он предводитель всей этой банды, но сегодня не гоняет, будет стартером.
– Все-то ты знаешь, – недовольно проворчал Севка. Осведомленность Шубы в деле, которым должен заниматься он, его раздражала. – А это кто? – не удержался он от вопроса, увидев, что к парню в бейсболке подошла девушка с гривой рыжих волос. У Севки дыхание перехватило от ее грации и красоты. Девица была высоченная, породистая и казалось сильной, как дикая лошадь. Вот такую бы он взял в секретарши…
– Кто это?! – повторил Фокин, даже
– Вероника Котова. Заядлая гонщица. Редко приходит второй.
– Жена Кота? – сглотнул слюну Сева.
– Сестра. Успокойся, Фокин. Она любит высоких и стабильно богатых мужиков, чего о тебе не скажешь.
Лаврухин сзади омерзительно хрюкнул.
– Чего обо всех нас не скажешь, – огрызнулся Фокин.
Перекинувшись парой фраз с братом, Вероника стремительным легким шагом подошла к голубой «Ауди ТТ» и, махнув на прощанье Коту рукой, скрылась в миниатюрном салоне. Севка живо представил, как она размещает там длинные ноги на шпильках, как откидывает на спину рыжую гриву, как заводит движок, как кладет руки на руль, жмет на газ… Такие эротичные фантазии Севку в жизни не посещали, поэтому он не заметил, как все машины выстроились в ряд перед стартовой линией, нарисованной на асфальте.
Кот встал сбоку с поднятой вверх рукой. Движки ревели, готовые по взмаху этой руки унести машины к заветной цели.
– Это только с виду машинки скромненькие, – пояснила Шуба. – На самом деле они нафаршированные, как помидоры черной икрой…
Кот резко опустил руку вниз.
Голубая «Ауди» сорвалась с места первой. Севку вжало в кресло так, будто на грудь ему кинули мешок с песком. И именно в этот момент – момент старта, – когда колеса еще бешено шлифовали асфальт, пытаясь придать машине сцепление с ним и толкнуть ее наконец вперед, Севкин взгляд случайно упал на ноги Кота.
– Ботинки! – заорал он. – Лаврухин, посмотри на его ботинки!
– А-а… – неопределенно выразился Лаврухин, которого на старте пришпилило к креслу, как бабочку к картонке гербария. – О-о… – Лаврухин затих, и было непонятно, успел он заметить, во что обут Кот, или нет.
Севке тоже говорить расхотелось. И делать открытия расхотелось. К чему открытия, если жизнь повисла на волоске?.. Из всех желаний осталось только одно: выжить в этом «полете чокнутого шмеля», как обозначил для себя эту гонку Севка. Столбы, заборы, дома, киоски и другие машины пролетали мимо на такой скорости, что Севка физически ощущал разрушительную силу удара, если Шуба, не дай бог, не отработает рулем каждый миллиметр габаритов всех этих препятствий.
– Сбавь скорость, – попросил он Шурку.
– Зачем?
– Я жить хочу.
– Зачем?
Севка не нашелся, что ответить на этот вопрос.
– Мы не туда едем, – вдруг подал голос Вася.
– В смысле? – не поняла Шуба.
– Памятник Гагарину находится в противоположной части города.
– Ты что-то путаешь, Гагарин в обнимку с ракетой стоит у южного выезда из города, – не отрывая глаз от дороги, возразила Лаврухину Шуба.
– У Северного, –
– У Южного!
– Не отвлекай ее! – заорал на Лаврухина Фокин. – Если мы на такой скорости влетим в столб, то… то от столба ничего не останется!
– У Северного, – упрямо повторил Вася.
– У Северного выезда стоит памятник колхознику и колхознице! – заорала Шурка.
– Я участковый, я лучше знаю, – с невиданным упрямством уперся Вася.
– А я водитель с десятилетним стажем! Я этот город вдоль и поперек исколесила!!! – завопила Шуба.
– Тогда почему нам по пути не попалось ни одной машины стритрейсеров? – ехидно поинтересовался Лаврухин.
Торможение было страшным. Севку швырнуло вперед, и, если бы не ремень безопасности, он вылетел бы через лобовое стекло. Завоняло паленой резиной и еще чем-то – кажется, Шуркиным потом.
– У Северного выезда стоят колхозник и колхозница, – без прежней уверенности повторила Шуба.
– Гагарина, по-моему, вообще давно снесли, – переведя дух, поделился своими соображениями Севка.
– Это Феликса Эдмундовича снесли, а Гагарина, наоборот, реставрировали, – отозвался Лаврухин, который отчего-то оказался на полу.
Шуба сделала «полицейский разворот» и, втопив педаль газа в пол, помчалась в обратном направлении.
– Ты куда? – спросил Севка.
– Куда получится, – огрызнулась Шурка, прибавив газу.
Фокин почувствовал, как щеки вжимаются в череп, а коренные зубы давят на глаза.
Лаврухин сзади начал громко икать.
Лицо у Шубы стало злым и сосредоточенным. Она вдруг опять резко затормозила, развернулась через двойную сплошную и полетела в обратном направлении.
– Шуба! – заорал Фокин. – Я чувствую себя идиотом! Что ты делаешь?!
– Я перепутала. Нам нужен памятник не Гагарину, а Чкалову. Я всегда путаю Астрахань с Арзамасом, а Чкалова с Гагариным.
– А Ницше с Кафкой ты не путаешь?! – завизжал Севка. – Куда ты прешь?! Чкалов стоит в парке Кирова! Подожди, нет, он стоит на площади Котовского!
– Он стоит возле кинотеатра «Аврора», – бесстрастно ответила Шуба, на скорости сто пятьдесят уворачиваясь от гужевой повозки, на которой по ночам катались влюбленные.
– У «Авроры» стоит скульптура папы Карло и Буратино, – сквозь зубы процедил Фокин. – Я частный детектив, я этот город как свои пять пальцев знаю.
– Братцы! – икнул сзади Лаврухин. – А давайте в другую игру поиграем. Что-то эта мне надоела…
Шуба, по-мужски поиграв желваками, взяла резко влево и помчалась дворами, ныряя в темные арки и проскакивая между мусорными контейнерами.
Севка закрыл глаза, чтобы не смотреть смерти в лицо. В кармане уже несколько минут вибрировал мобильный, но разговаривать ни с кем ни о чем не хотелось. Мобильник заглох, но через секунду завибрировал снова.
– Вот я не понимаю, – сказал Вася, которого продолжала мучить икота, – если нам нужно просто поговорить со стритрейсерами о Говорухиной, зачем участвовать в этих чертовых гонках?!