Тень Сохатого
Шрифт:
Юркин долго молчал. Видимо, насмешливая тирада Турецкого расстроила какую-то микросхему в его мозгу, и случился сбой программы. Затем депутат устало вздохнул и ответил с обидой в голосе:
— Я не говорил, что ни с кем не советовался. Но это уже мое личное дело, с кем мне советоваться. Между прочим, мне очень странно, что следователь из Генпрокуратуры разговаривает со мной подобным тоном. Ведь преступник не я, а он — Боровский. И его приспешник Ласточкин. И сколько веревочке ни виться… исход известен! С этими мерзавцами
На этом разговор был закончен.
Расставшись с Юркиным, Турецкий был на девяносто процентов уверен, что депутат поет с чужого голоса. Слишком глупым, трусливым и мелким человеком он был, чтобы решиться самостоятельно бросить вызов самым богатым людям России. Но кто именно нашептывал на ухо Юркину нужные слова? С чьего голоса он пел и что именно задумал этот таинственный змей-искуситель, работающий «во благо государства»? Это еще предстояло выяснить.
Завидев идущего по коридору Гафурова, Турецкий поморщился. Этот человек был ему неприятен, и Александр Борисович подозревал, что чувство его взаимное. Однако Гафуров шел навстречу, и от рукопожатия было не отвертеться.
Гафуров широко улыбнулся Турецкому — искоркой сверкнул золотой зуб:
— А, Александр Борисович! Наше вам!
Они остановились и пожали друг другу руки. Турецкий хотел было идти дальше, но Гафуров его удержал.
— Послушай, старик, — обратился к Турецкому Гафуров со своей извечной восточной загадочной полуулыбкой, — зачем тебе это надо, а?
— Что именно? — не понял Турецкий.
Гафуров дернул уголком рта:
— Брось, старик. Ну зачем ты копаешься в деле Ласточкина? Тебе что, своего дела мало?
Турецкий ничего на это не ответил, тогда Гафуров продолжил:
— Я слышал, генеральный страшно недоволен тем, что ты так долго с ним возишься. Дело-то пустяковое. Повздорили два толстосума, один другого пришил. Сажай этого фраера, и дело с концом. Народ тебе только спасибо скажет. И то дело — Боровский не только Риневича той пулей пришпилил, но и на своей паразитической деятельности крест поставил. Как говорится — одним выстрелом двум зайцам яйца отстрелил!
Гафуров рассмеялся, довольный своей шуткой, но Турецкий оставался серьезным.
— Мне бы твою уверенность, — негромко проворчал он.
Гафуров перестал смеяться и удивленно приподнял черные «шамаханские» брови:
— А что у тебя за сомнения? Ведь убийство-то было при свидетелях. Да и Боровский твой вроде бы не отпирается. Я же говорю — дело плевое. Ты становишься излишне щепетильным, Турецкий. И это не к добру.
Турецкий небрежно пожал плечами и сказал:
— Посмотрим. Извини, мне пора.
Он повернулся, чтобы идти, но Гафуров сказал ему в спину:
— Ласточкину не отвертеться. Я кое-что раскопал.
Турецкий остановился и обернулся:
— Что?
— Я говорю, Ласточкин влип. Интересный фактик: глава администрации закрытого города Лесной в Свердловской области незаконно предоставил «Юпитеру» налоговые льготы на сумму девять миллиардов рублей. Часть соглашений с администрацией города Лесной подписана Антоном Ласточкиным. Так что он влип.
— Это предположение или у тебя есть факты?
Гафуров самодовольно кивнул:
— Есть. Все есть. От этого он уже не отвертится.
Турецкий посмотрел Гафурову в глаза и сказал с легкой усмешкой:
— Что ж, если он виноват, то он ответит. Извини, у меня много дел.
Он отвернулся и зашагал по коридору.
— Только не лезь в мое дело, Турецкий! — крикнул ему вслед Гафуров. — Не наступай мне на пятки! Я этого не люблю!
— Ничего, полюбишь, — проворчал себе под нос Турецкий, но оборачиваться не стал.
Гафуров постоял, посмотрел ему вслед, затем пожал плечами, повернулся и пошел по своим делам.
Глава четвертая
Разные судьбы
— Пятнадцать… Шестнадцать… Семнадцать… Восемнадцать… Девятнадцать… И… Давай, Геня, жми! Не позорь мою больную голову!.. Двадцать! — объявил Алик Риневич и пару раз хлопнул в ладоши, изображая бурные аплодисменты.
Боровский спрыгнул с турника на землю и, тяжело дыша, отошел в сторону, уступая место другому бойцу. Риневич подошел к нему и одобрительно похлопал по потной лопатке:
— Молодец, мужик. У меня больше восьми никак не получается.
— А больше и не надо, — хрипло выдохнул Боровский.
Алик покачал головой, окидывая взглядом плотную, мускулистую фигуру Боровского, и сказал:
— Не скажи. Бабы любят амбалов. Мне бы такие бицепсы, как у тебя, я бы пол-области перетрахал. Кстати, Геня, нынче делаем ноги.
Боровский вытер ладонью пот со лба и хмуро посмотрел на Алика:
— Опять в самоволку? Куда на этот раз?
— Да мы тут с ребятами прошерстили окрестности и нашли неподалеку клуб. Тут, в соседней деревне.
— И че там?
— Че, че! Телки! Одна другой лучше. И во-от с такими буферами. — Алик показал, с какими. — А рядом хата, где самогонкой можно разжиться.
— Опять напьешься, и башка с утра будет раскалываться, — неодобрительно сказал Геня. — Мало тебе того сотрясения? Тебя вообще должны были демобилизовать, а ты тут в Максима Перепелицу играешь.
Алик поморщился (он терпеть не мог, когда друг начинал его поучать):
— Да ладно тебе нудить. Не демобилизовали же, значит, все в порядке с башкой.