Тень Сохатого
Шрифт:
Он был рассержен, оскорблен и… — чего уж греха таить — изрядно напуган.
Да и как тут не испугаться, когда тебе присылают повестку на допрос, да не куда-нибудь, а в саму Генеральную прокуратуру! И фамилия у следователя истинно басурманская — Гафуров. Что-то в этой фамилии было неприятное, что-то, от чего хотелось зажать пальцами нос, поморщиться и сказать: «Фу-у-у».
Окончательно проснувшись, Ласточкин, кряхтя и чертыхаясь, наклонился и поднял с пола смятый листок. Расправил его и еще раз прочел мелко набранный текст. Так и есть — вызов на допрос.
По-прежнему
«Может, все еще и обойдется? — меланхолично подумал Антон Павлович. — В конце концов, обвинить меня в чем-то можно, но доказать это будет ой как нелегко. Во-первых, нужно позвонить адвокату. А во-вторых… Вот он-то и подскажет, что нужно сделать во-вторых! Главное — никакой самодеятельности».
Многолетняя привычка во всем доверять профессионалам заставила Ласточкина взять с полки телефон и набрать номер адвоката Райского.
Больничная палата была небольшой — Антон Павлович сам так захотел. Он не любил пафоса и помпезности ни в чем, а уж тем более в таких деликатных вещах. Тем не менее палата была чистой и опрятной. На окнах висели приятные, радующие глаз шторы, стены покрывали бежевые обои (любимый цвет Ласточкина), в углу пристроилась светлая тумбочка, а на ней — цветной телевизор. Возле кровати Антона Павловича стоял небольшой журнальный столик. Свежая пресса, пара книг, карандаш для пометок, Библия и портативный компьютер — вот и все, что лежало на этом столике. Аскетично, но уютно.
Нельзя сказать, что Антон Павлович прятался в больнице от правосудия. У него и в самом деле прихватило сердце после получения повестки и разговора с адвокатом Райским. Адвокат не смог сказать ему ничего утешительного, лишь посоветовал «тщательней следить за своим здоровьем и не загружаться выше крыши всякими проблемами». Совет был дельный, но — в свете нынешних происшествий — абсолютно неприменимый.
Едва положив трубку на рычаг, Антон Павлович тут же почувствовал давящую боль в сердце. Зная наследственную слабость своей сердечно-сосудистой системы, он, не мешкая ни секунды, вызвал «скорую». Боль в сердце неприятно поразила Ласточкина, но дальше было еще страшней: по дороге в больницу Антон Павлович дважды терял сознание, что для крепкого сорокалетнего мужика (каковым до сих пор считал себя Ласточкин) было случаем экстраординарным.
Антон Павлович не на шутку перепугался. А безжалостный пожилой врач, вместо того чтобы успокоить бизнесмена, подтвердил самые мрачные его опасения.
— У вас микроинсульт. Придется полежать пару недель в больнице, — таков был его диагноз.
«Вот и началось, — с тоской подумал Ласточкин. — А раз началось, то уже никогда не закончится». Что именно имел Антон Павлович в виду — свою ли болезнь, вызов ли на допрос в прокуратуру — на этот вопрос он бы и сам не смог
Одно было ясно: он был несчастен и чувствовал себя ужасно.
Гафуров сдвинул к переносице черные тонкие брови и строго посмотрел на Райского, который пару минут назад появился в его кабинете.
— Господин адвокат, я вызывал на допрос бизнесмена Ласточкина, а не вас. — Тут Гафуров нахмурился еще больше и сказал, повысив голос: — Где он?
Несмотря на резкий тон, каким встретил его «важняк» Эдуард Гафуров, адвокат Райский оставался спокойным и невозмутимым. Глаза его смотрели доброжелательно, а на губах застыла вежливая полуулыбка.
— К сожалению, господин Ласточкин не может явиться в прокуратуру, — сказал Райский.
Гафуров усмехнулся, блеснув золотым зубом, и поднял черную бровь:
— Да ну? И что же ему помешало?
— Внезапная болезнь, — ответил Райский и, вздохнув, печально потупил глаза. — Антон Павлович в больнице. В кардиологическом отделении. Если вы по-прежнему хотите задать ему вопросы, вам придется приехать туда самому.
Гафуров недовольно крякнул и побарабанил смуглыми пальцами по столу.
— Значит, вот как, — прищурившись, сказал он.
Райский кивнул:
— Именно так. И никак иначе. — Он поднял руку и, откинув белоснежный манжет рубашки, посмотрел на часы. — Кстати, я сейчас как раз собираюсь к нему. Если хотите, могу вас подбросить.
— Подбрасывают улики, — недовольно отозвался Гафуров. — А меня вы можете подвезти.
Райский улыбнулся и миролюбиво ответил:
— Это как вам будет угодно. Но для начала… — Улыбка его стала еще теплее: — Эдуард Маратович, не могли бы вы мне сказать, что вы инкриминируете моему клиенту?
Гафуров приосанился и изрек:
— Мы инкриминируем ему кражу у государства двухсот миллионов долларов… — Подумал и добавил: — США.
Райский снисходительно улыбнулся, словно ему сказали нечто такое, что иначе чем бред сивой кобылы и не назовешь.
— Каким же образом он мог их украсть? — спросил Райский. — И когда?
Гафуров блеснул золотым зубом.
— А это нам расскажет сам господин Ласточкин, — в тон адвокату ответил он. — Кажется, именно его банк был посредником при одной любопытной сделке… э-э… — Гафуров щелкнул пальцами, — …в тысяча девятьсот девяносто четвертом году. Помните, та самая сделка, когда ЗАО «Берег» приобрело на конкурсной основе двадцать процентов акций ОАО «Недра»? Или вы не в курсе?
Теперь уже Райский нахмурился.
— Могу я узнать, кто инициировал возбуждение этого дела?
— Можете, — кивнул Гафуров. И заговорил сугубо официльным тоном: — Уголовное дело против Антона Ласточкина было возбуждено Генпрокуратурой после проверки обращения заместителя председателя Комитета по экономической политике и предпринимательству Госдумы Бориса Юркина. Юркин поставил под сомнение легитимность совершенной в девяносто четвертом году сделки с ОАО «Недра». Таким образом, мы имеем все основания подозревать миллиардера Ласточкина в хищении двадцати процентов акций ОАО «Недра», принадлежащих государству.