Тень стрелы
Шрифт:
У палатки, щурясь, греясь на обманчивом зимнем солнышке, сидел в расстегнутой кацавейке старик Еремин, штопал гимнастерку, медленно вонзая сапожную длинную толстую иглу в потертую болотную ткань и медленно выдергивая нитку.
– Здорово живешь, Михал Палыч! Фуфачев-то тута?..
– Да ить давеча был тута, убег куды-то, пес разберет… Пошто он тебе сдался?.. Со мной побалакай…
– С тобой об этом несподручно, – Рыбаков помял загрубелыми пальцами бородатую щеку – засеребрилась бородка-то, он в осколке зеркала себя давеча увидал – да испугался: ну седой как лунь стал! – вздохнул тяжело. – У нас с Фуфачевым
– Ну, Микола Евграфыч, – сощурился старик Еремин, лобастый, малорослый старик с лицом голым, безбородым, как у монгола, с редкими седенькими волосиками посредине подбородка, продолжая тянуть из материи иглу, высоко вздевая руку, – я ж тебе не баба, штобы твои просьбишки исполнять. Сам давай-ка потрудись! А ить зачем тебе Фуфачев? коль не секрет, конешно…
– Не секрет, – вздохнул Рыбаков. – Он похитителя людей ловит. И меня подрядил помогнуть ему. Они с Иудой Михалычем, атамановым братом, этим делом занялись.
– Опасное энто дело, – выдохнул старик Еремин, разглаживая на коленях штопку и придирчиво рассматривая ее. Солнце вызолотило его огромный шишкастый лоб.
– Да ведь не опасней, чем ежели вот тебя следующего возьмут да умыкнут. А слухи ходят, – Рыбаков наклонился поближе к старику Еремину, – слухи ходят такие… что тут гдей-то, поблизости лагеря, монгольское капище в скалах… и там, вот те крест православный, все мертвяки лежат!.. и наши вроде бы, пропавшие, тоже там…
Старик Еремин ничего не ответил, перегрыз штопальную нить зубами. Из-за палатки вывернулся мальчонка, десятилетний Васька Хлыбов. Мальчонка прибился к войску Унгерна случайно, после взятия Урги, когда тьму народу переколошматили, а этого казачонка подобрал сердобольный Еремин из сожженной казачьей избы на окраине Урги. «Своя своих не познаша, – вздыхал старик Еремин, – зачем же своих-то, к лешему, бить?» Парнишка оказался понятливый. Солдаты называли его так же, как друг друга в дивизии, – «паря». «Эй, паря, подсоби!.. Эй, паря, ну-ка живо скачи за хлебом на Захадыр!.. Паря, эй, почисть коня мово, гостинец получишь!..» – «А каков гостинец-то?..» – «Да суслик жареный, ха-ха-а-а-а-а!..»
– Васька, а ну брысь отседа! – У Васьки были ушки на макушке. – Что подслушиваешь?
– Я все слыхал, дядь Коля, ну все-все…
Рыбакова осенило.
– А ежели все слыхал – давай помогни тоже! Ты ночами ничего тут не замечаешь в лагере подозрительного? Дрыхнешь спокойно?..
– Не очень, дядь Коля. – Васька Хлыбов засунул в нос палец, поковырял в ноздре, сплюнул на подталый снег. Пошевелил пальцем ноги в дырке сапога. – Кто-то на конях все время куда-то снаряжается. Ночью-то у нас ведь кто спит, а кто и нет. К командиру вон из Урги все время шастают, шастают… разные людишки, так и прут… Важный у нас командир-то, знаменитый. Лучше царя! – Васька свистнул в дыру от зуба. – Да он будет царем, еще как будет!
– Какой царь, что озоруешь, – одернул его Рыбаков. – На лошадях, говоришь, гарцуют?.. Так это в порядке вещей. А так, чтоб подозрительное што… ну, крики там, стоны… вроде как убивают кого… не слыхал?.. Или силком тащат кого… такого не слыхивал?..
– Силком?.. – Васька хитро воззрился на Рыбакова. Хохотнул. – Из Машкиной юрты вопли доносятся иной раз ночью, ага… ее ктой-то – точно, силком… а может, и по доброй воле…
– Цыть! Сгинь, – велел Рыбаков и сделал страшные глаза. – Щас как размажу в лепешку…
Васька убежал со всех ног. Рыбаков пригнулся и зашел в палатку. На полу палатки, в жестяной миске, горела темно-желтая восковая свеча. Федор Крюков сидел, как китайский богдыханский писец, скрестив ноги, на коленях у него лежала толстая доска, на доске – листы бумаги, перед ним на разложенных шкурах стояла чернильница. Федор, морща лоб, тихо, с подхрипами, прерывисто дыша, иной раз всхрапывая, как конь, в забытьи, сосредоточенно писал, не видя и не слыша никого и ничего кругом. Рыбаков, чтоб не испугать его, вежливо покашлял. Федор вздрогнул и оторвал глаза от рукописи.
– Ну што, с чем пожаловал? – мрачно спросил он. – Не мешай. Важное пишу. Библия моя сама вперед катится. А ты с чепухой какой приволокся, Николка, али с чем?..
– Да ни с чем эдаким, – Рыбаков снова смущенно крякнул, – а это… для поднятия моих казацких сил… помнится, у тебя чекушка была, ты ж приберег… сказал: до первых холодов… вот они и пришли…
Крюков сердито глянул на казака. Искушение было слишком велико. Он отложил доску с исчерканным листом, пошарил в котомке, приткнутой к стенке палатки. Извлек ртутно-прозрачную чекушку.
– Совратил, змей. Из горла аль нальем во что?..
– Давай из горла. По-быстрому. Штоб не увидал никто. Ежели кто заметит, барону донесет – не миновать нам китайской палки. Ташур их сам вытачивает, с желобками… умелец…
Федор отодрал затычку, глотнул, протянул бутылку Рыбакову. Казак выпил, утер усы, блаженно прижмурился.
– Полегчало. Благодарствую. На, спрячь. Храни как зеницу ока. Еще приложимся.
– Приложимся. – Федор запрятал чекушку в котому. – С чем пожаловал?
– Осип мне нужон. Пока поджидаю его – дай почитать, што корябаешь. Любопытство меня берет.
Федор с сомнением поглядел на казака, потом сжалился. Взял лист, протянул:
– На… читай.
«Унгернъ же и мужи его, солдаты славные, собрашася, и ополчишася во удоли синяго озера Байкалъ, а опосля и реки Селенги, а опосля во удоли Улясутая, а опосля того и во удоли самого славного града, Урга называемого, и устрояхуся набрань противу иноплеменником. Азияты сражахуся крепко, множество людей Унгерна побиваху. И иноплеменники стояху на горе отсюду особь, Унгернъ же стояше на горе отонуду, и удоль между ними бяше. И изыде мужъ силенъ изъ полка иноплеменнича, имя ему Богдо-гэгэн…»
Рыбаков оторвал взгляд от листа. Желваки под скулами заходили, седая борода и усы возмущенно зашевелились.
– Это как же – Богдо наш враг? Богдо ж под нами! Он же союзник барона! Они ж вместе! Они ж… Неправду пишешь, Федюшка! Надо написать – Чен И, китаеза проклятый!
– Как же неправду? Правду, – невозмутимо пожал плечами Федор. – Мы брали Ургу? Брали, хоть и неудача нас постигла. Сражались с косоглазыми? Сражались. Унгерн над Богдо теперь? Над Богдо. Унгерн Ургу возьмет? Возьмет беспременно. Я-то ить тут могучую битву описываю, как мы Ургу воюем, а ты…