Тень убийства
Шрифт:
— По-моему, он шел сюда, но, увидев нас, передумал… Я был с ним когда-то знаком. Египтянин по имени Низам аль-Мульк. Вы его, случайно, не знаете?
— Н-нет, не думаю… Впрочем, постойте минуточку… Да! Имя, кажется, слышал. — Сэр Джон призадумался. — Наверно, снимает здесь номер. Мы не слишком разборчивы, правда? А почему вы спрашиваете?
Банколен сел, пожимая плечами.
— Просто так, ерунда, — буркнул он, задумчиво глядя в огонь. В игравших тенях жестокое, резко очерченное лицо с горевшими немигающими глазами отвердело.
Сэр Джон с любопытством смотрел на него, но ничего не спрашивал, обращаясь ко мне с какими-то банальными замечаниями, пока Банколен снова не заговорил.
— Знаете, старина, ваша жуткая история очень заинтересовала меня. Тень виселицы! Кто такой ваш приятель, который ее видел?
— Э-э-э… Доллингс, он дружил с моим сыном во время войны. Кстати, возможно, мы его нынче вечером встретим в театре.
— И что с ним приключилось?
Взгляд сэра Джона спрашивал: «Какого черта вы ко мне привязались?» — хотя он ответил:
— Ну, во всех подробностях не могу рассказать… Кажется, он познакомился с некой загадочной женщиной, провожал ее домой в тумане. Я на его рассказ не обратил особого внимания — мальчик был пьян. Плохо, что он такси упустил…
— Где?
— В том-то и дело, — он даже понятия не имеет. Когда они сели в такси, женщина сама дала шоферу адрес, которого Доллингс не слышал. Должно быть, и расплатилась с таксистом, приказав ему сразу уехать. Доллингс отвернулся, прощаясь с шофером, машина уехала, а женщина исчезла. Он кружил и кружил по улицам и тротуарам в таком плотном тумане, что кругом и на шаг ничего не было видно, не имел ни малейшего представления, куда идет. Минуло час ночи, кругом ни души, ни единого огонька. Потом уперся в какую-то кирпичную стену, потерял последние крохи рассудка. И, стоя у этой стены, вдруг заметил перед собой огромный светлый прямоугольник, на котором сквозь туман смутно вырисовывалась гигантская виселица с петлей на перекладине. Так, во всяком случае, Доллингс рассказывает. Потом якобы кто-то взошел на помост по ступенькам, начал в воздухе размахивать руками…
Англичанин умолк, сложив губы в застывшую усмешку.
— А потом что? — допрашивал Банколен.
— Ничего. Все исчезло. Доллингс решил, что это обман зрения, игра света и тени. Он был в ужасном настроении, не стал ничего выяснять, снова побрел куда глаза глядят. Добрался со временем до фонаря, встал и стоял, пока такси не проехало. Было это на Райдер-стрит, неподалеку от Пикадилли. Бог весть, где он шатался. — Сэр Джон налил себе еще чаю, добавив: — Если интересуетесь, расспросите Доллингса. Он всецело поглощен этим событием и обычно неразговорчив. Дама — кстати, француженка — произвела на него очень сильное впечатление.
Рука Банколена, подносившая к сигарете спичку, внезапно замерла на полпути; он пристально смотрел на сэра Джона. Потом рассмеялся, закурил, откинулся на спинку кресла, с интересом глядя на тлеющий кончик.
— Француженка! — повторил он. — Ох, боюсь, ваш адский туман действует мне на нервы. Поговорим о чем-нибудь другом, скажем о том же тумане. — И вновь повернулся к окну. — Он вас вдохновляет?
— Нет, — ответил сэр Джон.
Мефистофель поморщился.
— Друг мой, — молвил он, — вы освежаете и бодрите, как холодный душ. В вас ровно столько поэтической романтики, сколько в куче кирпичей, сыплющихся с небоскреба. Короче, вы мне очень нравитесь… Но в тумане есть своя прелесть. Пещера троллей, маскарад, город посреди моря! Простые вещи растворяются в нем, становятся манящими, привлекательными — главный принцип теологии, сэр Джон. Или пугающими, потому что мы видим их не на своем месте. Вот что так ошеломило вашего приятеля Доллингса. Увидеть виселицу в Пентонвилле [3] не странно. Но увидеть виселицу под собственным окном, проходя мимо него среди ночи…
[3] Пентонвилл — большая лондонская тюрьма, открытая в 1842 г.
— Я и здесь ее вижу, — перебил сэр Джон. Внезапно воцарилось молчание. Сэр Джон неотрывно смотрел на стоявшее рядом кресло. Медленно встал и пошел к нему, загородив свет сгорбленными плечами. Так была обнаружена брошенная в то кресло игрушечная виселица. Он поставил ее на стол между чайными чашками, и все хранили молчание. Вещица казалась бесхитростно настоящей, требуя, чтобы приговоренная кукла поднялась по ступеням на эшафот.
Банколен причмокнул, кивнул, с возобновившимся интересом глядя на вещицу, заметив:
— До сих пор не замечал у англичан экстравагантной привычки разбрасывать в клубных гостиных игрушечные виселицы. Безусловно, достойно внимания.
— Что за глупые шутки, — резко оборвал его сэр Джон и умолк, глядя на Банколена. Детектив сидел молча, задумчиво проходясь пальцами по ступенькам эшафота. Дернул сбоку проволочку, люк открылся.
Сэр Джон приподнялся, звонком вызвал официанта и снова задумчиво погрузился в кресло.
— Виктор, — обратился он к явившемуся служителю, — чья это вещица?
— В чем дело, сэр?
— Ни в чем. Кто оставил чертову игрушку в том кресле?
Виктор умирал на глазах, съеживаясь в оловянного солдатика, вполне способного прошагать по крошечным ступенькам.
— Прошу прощения, сэр! Я…
— Не волнуйтесь. Рассказывайте.
— Э-э-э… секундочку, — вмешался Банколен, сморщив лоб. — Я буду спрашивать, Виктор, если сэр Джон не возражает.
Он снова внимательно посмотрел на макет. Виктор разинул рот, вытаращил глаза.
— О… да, сэр. Спасибо. Пожалуй, я знаю, чья это вещица.
— Да?
— Точно, сэр. По-моему, она принадлежит тому самому египтянину, сэр… господину аль-Мульку.
— Господину аль-Мульку, — задумчиво повторил детектив. — Что имеется в виду: он их коллекционирует, или сам изготавливает, или…
— Точно не могу знать, сэр. Только помню, господин аль-Мульк получил сегодня посылку…
Он умолк, и сэр Джон, с любопытством глядя на него, сказал:
— Продолжайте, дружище.
— Сэр, я здесь пепельницы при нем вытряхивал, видел, как он распечатал коробку подходящего для игрушки размера, слышал, как шуршала бумага. Заметил, что вид у него очень странный, испуганный, сэр. Он ее распечатал, застыл на секунду… Надеюсь, я не сказал ничего лишнего, сэр?
Виктор огляделся, как бы набрался сил при виде сэра Джона, и его черный трепещущий силуэт обрел четкие очертания.
— Он сказал: «Виктор, возьмите вот эту коробку с игрушкой и бросьте в огонь». И выглядел просто ужасно, сэр. Я подумал, что он болен. Потом вроде бы что-то вспомнил, вытащил игрушку — кажется, эту самую, хотя я ее и не видел, — и бросил в кресло. Швырнул коробку с бумагой в камин и очень быстро вышел. Больше мне ничего не известно, сэр.
— Почему вы ее не сожгли? — спросил Банколен.