Тень уходит последней
Шрифт:
– И что? Я так прямо и скажу: а каким способом вам удалось напугать Иванова, чтобы он умер? Так, Федор Викторович? Или поделитесь опытом запугивания Киреева, а то у меня присутствует ненависть к своей математичке, которая всегда мне ставила заниженные оценки. Так?
– А почему бы и нет, - вопросительно посмотрел на Синцова Дятлов.
– Только боюсь, что у него вместо испуга появится желание вас убрать также, как и тех людей. А опыт в этом деле он, как вы видите, имеет огромный.
– То есть, Федор Викторович, вы на сто процентов уверены в том, что он -убийца?
–
– А хоть какая-то уверенность в этом есть?
– А вы, Николай Иванович, вспомните его гостиную. Мне кажется, это доступно может не столько ему, сколько его дочери.
– Да, и что самое интересное, она еще и не работает, а живут они богато. Неужели отец получает пенсию в сто тысяч рублей?
– Проверял эту версию, Николай Иванович. Уже проверял. Они семь лет назад продали старый родительский дом, на слом и очень дорого. В том же году продали квартиру кого-то из умерших родственников и тоже очень дорого, так как она находится в центре города.
– И они живут на проценты?
– Похоже. Но, что не менее интересно, недавно ее вклад в банке пополнился еще на три миллиона. Откуда у нее появились эти огромные деньги, нужно узнать, фууу!
– наконец выговорился Дятлов.
– Тогда, Федор Викторович, и у меня есть просьба к вам. Мне не хватает информации о том, с чего начинается допрос любого подозреваемого. То есть, его ход. Как вы следите в этот момент за лицом этого человека, его поведением и так далее.
– А это, Николай Иванович, творческая работа следователя. Как у рыбака, когда он тянет большую рыбину. Леска тонкая, в любую секунду может порваться, а рыба на ней сидит огромная и сильная.
– Да уж, - пожал руку Дятлову Синцов, - спасибо вам. А с кем мне лучше встречаться, с Вертиловым или с его дочерью, э-э...?
– Верой Сергеевной, - напомнил имя дочери Вертилова Дятлов.
– Ладно, вы правы, нужно торопиться. И еще, а где вы ремонтировали карбюратор, может, посоветуете в какую мастерскую мне обратиться?
Глава 14. Питбуль
Локон каштановых волос коснулся его носа и, щекоча, опустился к правому уху и ниже. Запах ванили с ароматом то ли малины, то ли розы, резко ударивший в нос Николая, перехватил дыхание. Открыв рот для вздоха, он тут же ощутил ее горячее дыхание и прикосновение губ с сильным языком, залезшим к нему в рот и побеждающим его язык.
Ощущение пылкой женской силы, с усиливающими это чувство громкими вздохами, вскриками, и прикасаниями, откинули расслабленное тело Николая на спинку сиденья машины. Вера, в то же мгновение сев ему на бедра, стала сильнее целовать его, кусая губы, щеки, уши, не давая Синцову никакой возможности сопротивляться, но в то же время, требуя от него взаимных действий.
– Я хочу, я хочу, рви меня на куски!
– рычала она.
А Николай сам, уже не управляя собой, поддался ее силе и, ухватив обеими руками женщину за затылок,
...Вера была неутомимой в любви. Не давая Николаю придти в себя, снова кралась руками к его телу, легонько прикасаясь к груди Николая, поглаживая кожу, сосков, и опускала их ниже и ниже.
– Я уже не могу, - с трудом дыша, шептал он.
Но Веру его слова о беспомощности только возбуждали, и она, поглаживая своими горячими ладонями его эрогенные зоны, заново возбуждала в нем его естество, и все начиналось снова.
– Я так дав-вно ф-ф-ф не люби-ла муж-чину-у, - горячо дыша Николаю в ухо, растягивая слова, шептала она.
– Ты не бойся меня, я все понимаю. Только хоть иногда будь моим.
Николай, прикрыв глаза, расслабившись всем телом, не двигался.
– Я тебе понравлюсь, - шептала она.
– Верочка, я даже не знаю, что сказать. Ведь я...
– И не говори, - и снова она закрыла ему рот своими губами.
– Не говори, я так не хочу слышать твоей правды. Ври мне, ври, что я - самая красивая, что я - самая сексуальная. И я буду это слушать и оставлять тебя живым.
– Ты - змея?
– Я - кобра. Ты меня боишься?
– Д-да, - прошептал Николай, пытаясь всеми силами сопротивляться ее сильным объятиям с укусами кожи на груди, животе...
Эта девственная сила ее женской любви, переполненная ласками и поцелуями, была настолько мощной, что он снова подчинился ей...
– Вера!...
– Я тебя не отпущу.
– Вера!...
– Ты весь испачкан моей помадой и от тебя воняет спермой, как от кобеля. Жена твоя, как все это увидит, то сразу же тебя убьет.
– А тебе это нужно?
– застегивая пуговицы на рубашке, прошептал Синцов.
– Я не выдержала. Ты ко мне еще придешь?
– А как мертвецы могут ходить, - легонько оттолкнув со своей груди ее руку, Николай продолжал застегивать на рубашке пуговицы.
– А пошли, пошли ко мне домой! Ну, Коленька, - и ухватив Синцова за рукав рубашки, с силой потащила его за собой из салона своего внедорожника к дому.
– Отец в дальней комнате, не бойся его, - прижавшись к его лицу своими губами, прошептала Вера.
– Ну, быстрее...
Тусклый свет в прихожей, застеленной ковром, позволил им пройти очень тихо по узкому коридору в ванную комнату с большим зеркалом.
Николай, замерев у зеркала, осматривал свою темно-бордовую рубашку, ища порывы ткани или отметки на ней от Вериной помады.
– Да не бойся, жена же на работе, а дочка, она еще у тебя маленькая, разве поймет что-нибудь.
– Так...
– Не оправдывайся, - и снова стала горячо целовать его лицо, губы, виски.
– Я против твоего развода, я не хочу быть змеей, Коленька, - и, заглядывая ему в глаза, ожидает от него какого-то то ли согласия, то ли протеста.
– Я сам не могу понять, как это со мной произошло.
– Дурачок, - чмокнув Николая в нос, Вера включила в смесителе воду, делая ее теплой.
– Помойся, а я пока поглажу твою одежду. У тебя, надеюсь, стиральная машина есть дома?