Тень Уробороса. Эпоха лицедеев
Шрифт:
— Сколько же ему сейчас?
— Девятнадцать.
— Какова продолжительность их жизни, святой отец?
— Все как у людей Внешнего Круга. Или даже больше: у них очень выносливый организм…
— Значит, вашим послушникам запрещено рисовать?
— Скажем, нежелательно. Они должны посвящать себя Богу, а не бренным фантазиям. Но для Зила я делаю небольшую уступку — он просто взорвется изнутри, если не сможет выразить свою тягу к новому. Разговаривать о несущественном и крамольном им запрещено, что же ему остается делать? Я люблю моего мальчика и позволяю ему то, что не позволил бы другим…
— А это?
— Он думал, что рисует птицу. Получился, как видите, какой-то ангел — человек с крыльями и скорость. Чувствуете, как передал он скорость, господин посол?
Антарес ухмыльнулся:
— Подавленный эротизм — в их положении это нисколько не удивительно…
Священник потемнел:
— О чем вы говорите, господин Антарес?! Наши послушники прекрасно умеют нейтрализовать в себе эти… порывы…
— Такой прогрессивный человек, как вы, считает сексуальность грехом?
— Теперь, при возможности размножения «ин витро», смысл сексуальности утрачен — так к чему осквернять себя страстями и отвлекаться от главного в нашей жизни?
— …от служения Богу! Ну-ну! То есть вы хотите сказать, что ваш товар… потенциально способен к репродукции, как любой человек? Несмотря на подавленную сексуальную функцию?
— Нет. Мы защитили их от этого. Они отличаются от нынешних людей. Потому им вдвойне незачем распылять свою энергию на эти никчемные мысли! Полет у Зила ассоциируется со свободой, я уверен…
— Вы слепы, Агриппа. Так многие обычные родители бывают слепы по отношению к своим взрослеющим детям. Да он и не ребенок! Девятнадцать лет, надо же! Это пик, расцвет! Впрочем, прекратим этот спор. Меня интересует степень… как бы так выразиться… м-м-м… набожности этого послушника. Насколько он управляем, если использовать его религиозность?
— Вы хотите как-то манипулировать им, господин Антарес? Он ведь нужен вам как…
— Нет. Всего лишь знать механизмы управления — в случае непредвиденных затруднений. Ведь там для него все будет в новинку…
— Он достаточно дисциплинирован. Что касается его религиозности. Вы знаете, что такое стигматы, господин Антарес?
— Имею смутное представление. Если это имеет какой-то смысл, то разверните этот пункт подробнее…
— Стигматы проявляются на теле глубоко верующих людей. Раны Иисуса Христа, Сына Божьего, отпечатываются на их руках и ногах — в тех местах, куда римляне вбивали гвозди, распиная Спасителя на кресте. Время от времени большинство наших послушников проходят через этот этап. Многие начинают пытаться говорить на языке, отдаленно напоминающем древнеарамейский, у многих кровоточат ладони и ступни. С Зилом ситуация сложнее. Когда он начал выходить из отроческого возраста, ему стали сниться какие-то религиозные сны. Но стигмата появляется у него лишь в одном месте — под сердцем. Туда, по Евангелию, нанесли Христу смертельную рану, избавив его от земных страданий. Однако на всех канонических изображениях эта рана находится у Спасителя в нижней части ребер — можете сами в этом убедиться. Это совершенно объяснимо: его пырнули копьем снизу вверх. У мальчика эта стигмата выглядит в точности до наоборот — словно удар пришелся откуда-то сверху, и нанесен был не копьем, а довольно широким лезвием, скажем, мечом или саблей… Она возникает у него спонтанно и очень быстро проходит. За несколько дней от нее не остается и следа. Он говорит, что не помнит снов, в результате которых она появляется. Но при этом достаточно долгое время выглядит испуганным и подавленным…
— Забавно… Забавно… Что ж, вы покажете мне вашего хваленого малыша, или он вместе со всеми исполняет какой-нибудь ритуал?
— Большинство послушников сейчас в библиотеках либо на молебнах. Но, если распорядок еще не изменен с тех пор, как я был здесь в последний раз, Зил и Квай должны сейчас быть снаружи, на пустыре… Пойдемте, господин Антарес…
Они вышли из кельи и покинули зону послушников из правого крыла Хеала — мастеров посоха.
Перейдя по анфиладе в основную часть монастыря, Агриппа и Антарес миновали архив, библиотеку и учебную зону. Постепенно взгляду стал открываться ландшафт с тыльной стороны здания.
— Это они, — сказал Агриппа, указывая на две фигурки вдалеке.
— Кто из них кто?
— Отсюда не видно. Нам лучше спуститься вниз, к обзорному окну…
Они спустились, и священник вручил гостю что-то наподобие бинокля. Антарес увидел двух юношей — с длинными мокрыми волосами и обритого наголо. Парни всерьез бились на каких-то длинных палках с набалдашниками. Посол не мог не оценить мощь каждого удара и красоту, с которой послушники скользили по водянистой, похожей на водоросли, траве. К телу бритого липла мокрая черная блуза; свободные штаны, перетянутые широким матерчатым поясом, не сковывали движений. Длинноволосый был обнажен по пояс.
— С длинными волосами — Зил, — сообщил священник, явно любуясь своим питомцем.
А любоваться было чем: сражение достигло своей кульминации. Выпады стали молниеносными, темп боя при этом только ускорялся, и глаз почти не улавливал крутящихся посохов.
— Эдак они поубивают друг друга… — равнодушно сказал посол, складывая руки на груди.
— Ну что вы, господин Антарес! Они живут этим почти с рождения, это их стихия…
Внезапно длинноволосый парень замешкался. Казалось, что-то напугало его. Лысый воспользовался его оплошностью, мощным ударом вышиб оружие из рук противника и одновременно подсек пинком под колени. Зил покатился по вязкой траве, Квай занес шест… Антарес сам не понял, как длинноволосый оказался на ногах справа от противника. В следующее мгновение обритый парень был опрокинут навзничь, а рука длинноволосого вонзилась в его горло — почти вонзилась, коснувшись средним пальцем яремной впадины. Затем Зил отпустил Квая, выпрямился, легко вскочил с колен на обе ноги и, смеясь, протянул смеющемуся же другу ту самую руку, что пять секунд назад едва не ударила его. И оба, подхватив свои посохи, наперегонки припустили к монастырю.
— Почему же он не закончил удар? — разочарованно спросил посол. — Это был такой красивый бой…
— Если бы Зил ударил, он пробил бы хрящи, глотку, а возможно, сломал бы Кваю позвоночник. Они пробивают пальцами доски, которые чуть тоньше этих дверей…
Антарес не стал скрывать, что впечатлен. Они с Агриппой спустились к главному входу. Мальчишки, тем временем обежав стену монастыря, приближались к порталу, дурачась и пытаясь сбить друг друга с ног. Обритый увидел наставника с незнакомцем и присмирел. Проследив за его взглядом, успокоился и длинноволосый приятель. Они сменили бег на пристойный шаг, взошли по ступеням, опустились на одно колено и приникли губами к протянутым рукам Агриппы.
— Квай, ты можешь идти, — сказал священник бритому. — Зил остается.
Квай исчез в тот же миг. Зил Элинор выпрямился. Он весь еще дышал недавним боем, серые глаза сияли, приветливо изучая незнакомца. Антарес усмехнулся: приди ему в голову идея украсить свой дом статуей бога войны, то лучшей натуры, чем этот парень, было бы не найти…
Элинор перевел взгляд на священника Агриппу и задал беззвучный вопрос. Это длилось лишь короткие секунды, но они — наставник и послушник — казалось, успели сказать друг другу все.
Антаресу хватило этих нескольких секунд, чтобы оценить мальчишку. Прекрасно сложен, с безупречно развитой мускулатурой — без излишков, будто над каждой мышцей денно и нощно трудился гениальный скульптор. Пластичен и грациозен, словно кошка. Даже немного жалко рисковать этим произведением генетического искусства в тех целях, для которых Элинор взят во Внешний Круг.
Юноша быстрым движением головы откинул назад мокрые пряди волос и улыбнулся незнакомцу. Он был открыт и бесхитростен. Впрочем, все его качества и мечты не имеют никакого значения, если хоть одна из миссий закончится неудачей. Антарес прикинул, чего же больше он будет жалеть — впустую потраченного немалого пожертвования храмам или изобретения своих ученых, в которое вложено в миллион раз больше средств. Наверное, одинаково: и изобретение можно восстановить, и нового подопытного получить. Агриппа, конечно, расстроится, возможно, даже обидится и пожалеет отдавать второго воспитанника, но на него всегда можно поднажать, таковые рычаги имеются. От магистра Агриппы здесь мало что зависит. На Фаусте сейчас заправляет Иерарх Эндомион, революционно настроенный священнослужитель, да еще и со своими «тараканами» в башке…