Тень в воде
Шрифт:
Микке хорошо помнил первую поездку к ее дому. Каменный дом в Хэссельбю. Он позвонил ей заранее, и она согласилась встретиться. Еще бы ты не согласилась. Шлюха.
Она была странная. Больная на всю голову, наверное. Они сидели в синей комнате, и вдруг она сорвалась с места и кинулась на второй этаж. Микке долго ждал, но она не возвращалась. Наконец он вышел в холл, где его оглушило хлопанье черных крыльев. Микке закричал и ухватился за перила. На верхних ступеньках лестницы он увидел хозяйку. Она что-то кричала ему, но он не мог расслышать.
— Не бойся, не бойся, он больше испугался, чем
Как будто могла знать, насколько он испугался.
Через некоторое время они все-таки разговорились. Ведь он пришел поговорить. Узнать побольше. Женщина рассказывала о тиграх. Что Натан, несмотря на нож, мог не справиться с раненым, напуганным слоном.
Нет. Такое бы они услышали. Их же было много. Если разъяренный слон нападет на человека, это невозможно не услышать. Всхрапывание, какие-то трубные звуки. Смерть в джунглях не может быть беззвучной. Затем она произнесла слащавую речь о том, что Натан был любителем приключений и все такое. Что он умер счастливым, в седле, так сказать. Счастливым? В седле? Да откуда ей знать, пронеслось в голове у Микке. И тут он разревелся. Он всхлипывал и подвывал, как сопляк. Теперь Микке вспоминал об этом со стыдом. Но в ту минуту ничего не мог с собой поделать. Тогда она спустилась по лестнице — как-то скрючившись, полубоком, — и, добравшись до Микке, прижала к себе.
— Я никогда никого не любила так, как любила твоего папу.
А после сделала нечто совсем уже странное и безумное: притащила откуда-то рожок — самый настоящий старинный почтовый рожок — и стала в него дуть.
Только тогда Микке успокоился.
Как же он узнал? Как до него дошло, что Натан, скорее всего, больше никогда не вернется домой?
Обрывки слов и фраз.
Священник. Да, черт побери, священник, которого Нетта пригласила домой, чтобы смягчить удар. Он был ее знакомым, но как они познакомились, Микке не знал. Просто однажды вечером священник уселся в кожаное кресло у них дома. Звяканье чашек на подносе. Крошечных, кукольных чашечек, которые они почти никогда не доставали, потому что обычно пили из кружек. Этих кружек у них было море, даже запретить их пришлось. В качестве подарков на всякие праздники и Рождество.
Под ногами Микке что-то тонко скрипело, точно сахар рассыпали.
— Присядь на минутку, нам надо поговорить.
Нетта собрала волосы на затылке, уши торчали, длинные серебряные сережки позвякивали, на шее светло-голубой шарфик.
— Микаэль! — повторила она ясным, резким голосом. — Хватит слоняться по комнате, сядь! Этот человек — священник. Он пришел сюда, чтобы мы его выслушали.
Деваться было некуда, Микке стреножили, как теленка на скотобойне, и священник протянул свою лапу, в которую Микке и вцепился изо всех сил. Щеки священника свисали двумя мятыми мешками.
— По просьбе твоей матери я связался с МИДом и посольством в Куала-Лумпур, — произнес он.
Нетта вскочила, выбежала на кухню, глянула в окно.
— Девочки скоро придут. Надо их дождаться.
— Твои сестры? — спросил священник, хоть и знал заранее. — Твои сестры-близнецы, как их зовут? Я слышал, но забыл… Плохая память на имена… Для человека с моими обязанности это, конечно, дурное качество.
Он фыркнул — наверное, это означало смех, чтобы разрядить обстановку, чтобы оттянуть момент оглашения невыносимой вести, которую Микке хотелось вынести вон, вытащить на улицу, взять с собой в метро — если бы он решил поехать на метро, — увезти подальше как досадное недоразумение.
Тут пришли сестры. Однояйцевые близняшки, отличающиеся лишь прическами. Одна острижена под мальчика, у другой непослушные кудри. Белые джинсы и пиджаки. Парфюмерные запахи наполнили комнату, и Нетта вышла на балкон покурить. Близняшки уволоклись следом. Затем и священник туда же сгинул, а потом и Микке вышел на балкон, ему вдруг отчаянно захотелось узнать все — до мельчайшей подробности, до последнего слога.
— Как я уже сказал, я связывался с посольством, — начал священник, доставая носовой платок: от табачного дыма он расчихался. Пролетел голубь, шумно хлопая крыльями. В углу стояла елка, оставшаяся с Рождества, — лысая, с одинокой ниткой мишуры на нижней ветке.
— Нет, пойдем внутрь! — воскликнула Нетта, перепугавшаяся, что священник простудится, — что она вообще за хозяйка!
Компания вернулась в комнату, с минуту смущенно потолкавшись в проеме балконной двери. Священник уселся обратно в кресло, Нетта — на диван, скрестив ноги, сестры — на стулья, принесенные с кухни. Микке стоял, прислонившись к косяку.
— Конечно, мы не можем быть абсолютно уверены, — продолжал священник. — Но пропавший в джунглях… если он не возвращается так долго…
В сознании пронесся образ: Натан бьется с напавшими на него дикарями. Может, он стал их рабом? Ведь черные поколение за поколением жили в рабстве — вдруг им захотелось отомстить?
Нет. Микке прогнал видение прочь. Натан скорее уж стал бы их предводителем.
Близняшки прикрыли глаза — совсем одинаково. На щеках осыпавшаяся тушь. И — надтреснутый голос Нетты:
— Он вернется. Ваш папа выживет в любых условиях. Правда же? Ведь он из таких? Правда?
Священник молчал. Потом пробормотал:
— Надежда умирает последней.
Глава 28
Вспоминая позже, Ханс-Петер удивлялся своей реакции — своей силе. Она наполняла его, точно кипящая лава. Сначала он почувствовал, как его окатил жар, рубашка прилипла к потной спине. Но через секунду слабость уступила место ледяному самообладанию. Он дернул к себе стул, словно намереваясь швырнуть его в Томми Ягландера, но тут же поставил на место и со скрежетом толкнул к столу. Что-то сжало грудь, ребра, выдавливая короткое, резкое дыхание. От бешенства слова Ханс-Петера стали неразборчивыми, но не слабыми, не слабыми!
— Уходите!
Ягландер неспешно поднялся, опустив на стол руку — кулак, которым наверняка избивает жену.
— Не горячись. Мы так думали, — произнес он, раздувая ноздри. — Я не сказал, что это так. Это всего лишь подозрения.
— Прошу вас покинуть гостиницу. — Ханс-Петер слышал собственный голос, тон четкий и официальный, но на грани. Вспоминая позже, он удивлялся и этому: отдавать распоряжения полицейскому! Неповиновение должностному лицу. Или как бы это называлось, если бы его решили прижать к стенке?