Тень воина
Шрифт:
– А, это совсем просто… Он рекой в Херсес поплыл. Там его и ищи…
…Несколько мгновений Хайкин наблюдал, как спина чужака удаляется, а потом отпустил сознание купца, позволив тому быть самим собой. Уже через воду он увидел, как незнакомец поворачивает к пристани.
– Та-а-а-ак, - протянул Белоян удовлетворенно.
– С этим все ясно.
– Пойдет?
– с сомнением переспросил Хайкин. Ничего ему не было понятно, но переспрашивать не хотел. Все одно Белоян ничего прямо не скажет. Опять начнет воду мутить.
– Пойдет, - подтвердил
– Побежит… А что у нас с Гаврилой твоим?
Глава 27
Прямо перед глазами лежала бесконечная полоса песка, сливавшаяся на виднокрае с ослепительно голубым небом. Сил подняться еще не было, и он только слегка повернул голову. Песок убегал вперед волнами, словно это вода каким-то чудом или чьим-то колдовством превратилась в сухую шершавую поверхность, на которой то там, то сям лежали ленты морской травы.
После того, что он испытал в море, вид песка радовал сердце, словно старый знакомый. Моря на сегодня ему уже хватило, однако не смотря на все, что выпало на его долю, оно еще не отпустило его.
Волны лениво, без прежнего штормового ожесточения, набегали на ноги, и откатывались назад. Сколько-то Гаврила терпел это, набираясь сил, и когда море в очередной раз шлепнуло его по голым пяткам он, с натугой закашлявшись, перевернулся на спину.
Проведя ладонью по мокрому песку, нащупал под собой доску, за которую держался все это время, и погладил ласково, словно любимую собаку. В ушах продолжала шуметь вода. Он осторожно тряхнул головой. На голую грудь посыпались песчинки, полетели брызги.
Действительно берег.
Масленников встал на корточки, потом поднялся и, согнувшись, охнул от боли.
Спасение далось не дешево. Кроме доски и порток на ногах ничего рядом не было, только пока это Гаврилу никак не огорчало. Сжав белые, словно тестяные пальцы в кулак, Гаврила погрозил морю и тем, кто пытался его в нем утопить. Хрен им! Хрен им всем!! Хоть без сапог и волчевки, зато в портках и живой…
Покряхтывая от боли, он пошел вдоль воды к камням, что лежали впереди, обозначая начало каменой гряды, поднимавшейся прямо из воды. Босые ноги проваливались в сырой песок, и вода тут же смывала его следы.
Перед камнями море вскипало брызгами.
"Повезло мне", - подумал Гаврила. Волна на его глазах ударила в камень и разлетелась на капли. "Вот бы я туда головой…". Он медленно повернулся, осматривая берег.
Один.
Отгоняя мысль об одиночестве заныло брюхо, напоминая, что ни сегодня, ни вчера не получило от Гаврилы ни куска и ни глотка.
"Один, но живой!" - весело подумал Гаврила о ненасытном брюхе.
– "Это покойнику жрать не хочется, а я-то живой!" Он наклонился. В прозрачной воде, прямо под ногами, промелькнуло несколько рыбешек, но он даже не попытался поймать их, понимая, что не стоит и пробовать. Травки какой-нибудь, разве пожевать… Вот уж чего-чего, а этого в море хватало. Камни рядом с ним со всех сторон облепило темно-зеленым мхом. Гаврила сел на корточки отщипнул кусочек, сунул в рот.
Горечь и соль. Пришлось выплюнуть.
Он
Везение не кончилось!
Гаврила достал находку из воды и встряхнул, убеждаясь, что не ошибся.
К нему вернулась его волчевка. Хоть растрепанная и мокрая, зато чистая и пахнущая морем. Княжий подарок остался единственной вещью, которая связывала его с прошлым, с Родиной…
Он прижал ее к лицу и заплакал.
Соль слез человека смешалась с солью моря.
Несколько мгновений он стоял в воде, потом вышел.
Горло саднило от соли, но смочить его было нечем. Море не могло дать ему ни воды, ни еды и искать там спасения смысла не было. Он обернулся к берегу.
До виднокрая тянулась рыжая песчаная равнина, на которой не росло ничего, кроме такой же рыжей, высушенной солнцем травы. Там не было ни кустов, ни деревьев и Гаврила понял, что вряд ли сможет отыскать там то, что сейчас нуждался более всего - воду.
Руки сами собой опустились.
"Стоило ли спасться из моря, чтоб умереть на берегу?" Он тряхнул головой, отгоняя дурные мысли.
"Стоило! Спасаться стоило в любом случае!" Слезами горю не поможешь и Судьбу не разжалобишь. Если на берегу не оказалось воды, то, возможно, она была где-то там, за виднокраем. Нужно было только подняться повыше и увидеть ее.
Скала поднималась в небо до высоты птичьего полета. Над ее вершиной кружил с десяток черных птиц.
У Гаврилы закружилась голова, он вздохнул, вспомнив Гольша. Страх высоты оставался его страхом. Препятствием, которое нужно было преодолеть, а сейчас самый подходящий момент для этого.
Скала походила на лезвие топора, небрежно брошенное каким-то Богом на берегу. Обушок источился временем, водой и ветрами, а вот само лезвие осталось, превратившись в камень.
Гаврила сбросил мокрую волчевку на нагретый солнцем валун и стараясь не смотреть вниз, начал подниматься, стараясь не думать о том, что с каждым его движением земля удаляется все дальше и дальше.
Вода, время и ветер хорошо поработали над камнем, оставив после себя щели и выступы.
Пальцы находили трещины и выбоины, и скала медленно уползала мимо щеки вниз. Уверенности добавлял и ветер с моря, что порывами толкал в спину, прижимая к накалившимся за день камням. Масленников сумел улыбнуться. Дело двигалось… Чтоб подбодрить себя, Гаврила остановившись на мгновение, посмотрел вниз.
Лучше бы он этого не делал.
Море далеко внизу пенилось маленькими волнами и, вспомнив, какие они на самом деле громадные эти водяные валы. Масленников застыл. Страх впился в него как клещ, заставив вцепиться скрюченными пальцами в скалу.
По спине поползли крупные как жуки капли пота.
"Светлые Боги!" - подумал он, ожидая пришествия ставшего уже знакомым Черного ужаса.
– "Сейчас…" Ему не нужно даже было гадать, что случится, если страх поймает его в этом месте, и чем обернется его неуклюжесть… Понимание этого только добавило ужаса.