Тень врага
Шрифт:
— Константин Барятинский — мой ученик, — добавил Платон, наконец, перестав сверлить меня взглядом. — Я знаю его, как человека чести, который не бросает слов на ветер. Если он говорит так — значит, так оно и есть. Дело не моё, но лично я посоветовал бы пойти ему навстречу.
В наступившей тишине Калиновский вернулся к столу и тяжело оперся на него кулаками. Опустил голову.
— Вот значит, господа, какого вы обо мне мнения, — тихо сказал он. — Я трясусь за дисциплину, за репутацию. Не доверяю слову представителя одного из древнейших родов… Вот значит, как. Что ж, господа, ваше право — думать так, как вы думаете. Ведь, и в самом
— Василий… — начал было Платон, но Калиновский только горько махнул рукой, заставив учителя замолчать.
— Довольно! Вы уже сказали достаточно. Теперь буду говорить я. Ещё до начала занятий вы, господин Барятинский, оказались замешаны в странную историю с разрушенной башней — в ходе которой едва не погибли. И затем… не думайте, что я сижу слишком высоко для того, чтобы замечать подобные вещи. Мне известно всё, что происходит на территории академии — вверенной, к слову, моему попечительству волею самого государя. Вы, Константин Александрович, то и дело оказываетесь в ситуациях, когда вашей жизни угрожает опасность. Спору нет — из этих ситуаций вы выходите с честью. Это ваш выбор и ваше осознанное решение. Но можете ли вы со всей ответственностью заявить, что вам также удастся сохранить жизнь ваших сокурсников, если случится нечто непредвиденное? Сможете ли вы смотреть в глаза их родителям, если, не приведи господь…
Калиновский замолчал, но зато посмотрел на меня. От его взгляда мне сделалось не по себе.
— Господин Калиновский, — медленно начал я. — Мой жизненный опыт, конечно, не чета вашему. Но он говорит мне о том, что судьба каждого человека — результат личного выбора этого человека. А если человек выбирает свой путь — он должен быть готов умереть на этом пути. Да, я смогу смотреть в глаза родителям тех курсантов, кого заберёт смерть. Однако я изо всех сил постараюсь сделать так, чтобы смерть ушла несолоно хлебавши. В этом — готов поклясться. Вы сами сказали, что мне удается с честью выходить из опасных ситуаций. Поверьте, о жизни своих товарищей я буду заботиться куда серьёзнее, чем о своей. В конце концов, я учусь в этой академии, живу в этой стране. Да, рядом со мною может быть опасно. Однако это не повод держать меня в подземном бункере подальше от людей. На поверхности я принесу гораздо больше пользы.
Выслушав меня, Калиновский кивнул. Помолчав, взял чистый лист из стопки бумаги, лежащей справа от него, и занёс над листом карандаш.
— Назовите имена тех, кого хотите забрать, — сказал он.
Я вышел из академии с личным письмом ректора в руке и сказал Мишелю:
— Идём.
Проходя мимо Пьера Данилова, который всё ещё маялся в ожидании подходящего момента, сказал ему:
— Ты тоже иди.
Пьер, как опытный авантюрист, вопросов задавать не стал — тут же пристроился за Мишелем.
Привратник внимательно изучил письмо и подпись Калиновского, потом окинул взглядом нас, троих, и кивнул:
— Вот теперь всё правильно! Всё в полном, значит, порядке. Проходите!
И мы вышли на свободу.
— Костя! — Пьер — который, оказавшись за воротами академии, буквально расцвел — положил руку мне на плечо. — Помимо того, что я — твой должник, прими этот небольшой презент, как свидетельство моих глубоких уважительных чувств.
Изъяснялся он не очень изящно, зато искренне. Я, усмехнувшись, взял «зажигалку», которой Пьер так и не успел воспользоваться.
Такси ждало недалеко от выхода. Я вызвал машину из приёмной ректора, решив, что уж наглеть так наглеть.
— Тебе ведь не в Петербург? — спросил я Данилова.
— Нет, мне здесь, — сказал тот и назвал адрес в Пушкине. — Добросите?
— Садись, по пути, — кивнул я.
Пьер с Мишелем сели на заднее сиденье, я — рядом с водителем. Водитель в каком-то непонятном изумлении посмотрел на меня, потом — назад.
— Что-то не так? — спросил я.
— В-всё в порядке, — пробормотал он.
— Ну так поехали.
— А куда?
Пьер повторил адрес, и водитель, кивнув, тронул автомобиль с места.
Поведение водителя меня удивило. А удивление мгновенно перешло в настороженность. Я внимательно посмотрел по сторонам и заметил, как почти сразу один из припаркованных на обочине автомобилей двинулся за нами.
Держался он на хорошем расстоянии, однако тревожный звоночек у меня в голове превратился в перезвон церковных колоколов. Калиновский как в воду глядел.
Когда таксист свернул, машина-хвост проехала мимо, а за нами покатилась другая, на таком же расстоянии. Слежку вели — как по учебнику. Интересно вот только, каким образом они держат друг с другом связь. Наверняка что-то магическое.
Ни Пьер, ни Мишель, разумеется, ничего не замечали. Пьер вовсю трепался, расхваливая погоду и пропагандируя радости жизни, которым в такую погоду просто необходимо предаваться. Мишель робко поддакивал. Водитель бледнел.
Наконец, такси остановилось возле аккуратного одноэтажного домика, утопающего в зелени.
— Спасибо, друзья! Ещё увидимся, — заявил Пьер и, обменявшись рукопожатиями со мной и Мишелем, выскочил на улицу.
— Едем дальше? — тут же спросил водитель.
Красная машинка, что ехала за нами от поворота, остановилась на таком расстоянии, чтобы привязать её к нам было невозможно.
— Сейчас поедем, — сказал я. — Только местами поменяемся.
— Что, прости…
Договорить он не успел — я резко, сильно ударил его в сонную артерию и задержал руку, пережимая кровоток. Глаза водителя закатились, он обмяк. Упасть головой на клаксон я ему не позволил. Придержал и посмотрел на Мишеля. Вполголоса приказал:
— Тащи к себе!
— Что? Куда? Как?.. — обалдел Мишель.
— Возникли непредвиденные обстоятельства. Помоги перетащить его на заднее сиденье.
В тесноте салона нам потребовалось минуты две на эту операцию.
— Руки ему свяжи, — велел я.
— Как? Чем?
— Потуже. Ремнём безопасности.
— Костя, что происходит? — пролепетал Мишель.
Я перелез за руль, подстроил под себя зеркало в салоне. Наружные зеркала трогать не стал, чтобы не привлекать внимания.
— Нас пасут, — сказал я. — И этот додик в курсе.
— Пасут?.. Додик?..
— Мишель, давай вопросы — потом! — отрезал я и тронулся.
Постарался скопировать манеру водителя. Тот был довольно осторожен. Не настолько, чтобы это начало раздражать, но близко к тому. Сам-то я бы уже с места дал по газам, но хотелось оценить масштабы того дерьма, в которое вляпался. Соваться на трассу сейчас было бы самоубийством. Ежу понятно — там-то самое интересное и начнётся. Здесь, в Пушкине, преследователи, кем бы они ни были, стараются вести себя прилично.