Шрифт:
Посвящается моей любимой семье и замечательным друзьям.
Вместо вступления
Все литераторы знают, что вдохновение – субстанция эфемерная и коварная. Если есть подходящий сюжет – нет настроения писать. Пальцы лениво порхают над клавиатурой компьютера, выдавая примитивные до невозможности фразы. Потом нежданно-негаданно заглянет в гости на вечерний чаек та самая долгожданная Муза, а писать-то, собственно, не о чем. Все тайны и загадки выглядят такими же «неразрешимыми», как задачки в учебниках
Вот и мучилась я все три дождливых осенних месяца, отбывая, как повинность, рабочие часы в издательстве журнала «Осколки цивилизаций», пока однажды в воскресенье ко мне в гости не заглянула старинная университетская приятельница Витка Баранова. Точнее, теперь – по прошествии двадцати лет с момента получения диплома – Витолина Витальевна.
Виту Толкунову, в девичестве Барановскую, я всегда считала особой умной, обаятельной, деятельной и «вообще хорошим человеком». В нашей журналистской профессии она, правда, не состоялась, полностью посвятив себя семье и дому. Виделись мы редко, точнее, просто созванивались в праздники. Увы, два десятилетия «взрослой жизни» – слишком большой срок для любой, даже самой крепкой студенческой дружбы.
И до прошлого года, спроси меня кто о подруге, я бы честно ответила, что почти ничего о ней толком не знаю. Так, отрывочные сведения. Муж Витолины (тоже наш выпускник) стал весьма состоятельным человеком и известным издателем. Собственно, ради его карьеры и, конечно, ради обожаемого сына Витка окончательно превратилась в домашнюю курицу, хотя в свое время (единственная на нашем курсе) защитила довольно интересную и перспективную диссертацию.
Предпоследний раз, помнится, мы виделись в августе, когда после очередного вечера встречи выпускников, отправились скромной компанией в сорок человек домой к Толкуновым продолжать веселье.
Кстати, о нашем выпуске нужно сказать отдельно.
В годы учебы мы были не разлей вода. Нам не мешало ни так называемое социальное различие, ни разность характеров и национальностей, ни пресловутые комплексы «непризнанных» или признанных гениев. В наших двух параллельных группах училось сразу два сына каких-то министров, одна дочь дипломата, пять или шесть отпрысков директоров заводов, фабрик и целых семь наследников писательских фамилий, три детдомовца, один оленевод из Индиги, пять бывших воинов-афганцев и человек пятьдесят среднестатистических советских комсомольца.
Но мы жили одной семьей. Думали, как одна большая голова (умная и хулиганистая). Мы по косточкам разбирали личные драмы, чаще всего любовные, и готовили один комплект шпаргалок на всех. Мы ездили летом «погостить» по очереди к Кольцовой в Сочи, к Белову в Бердянск, к Пищикову на роскошную писательскую дачу в Переделкино и ко мне в Карелию, сплавляться на байдарках.
А потом мы стали взрослыми. В одночасье. Просто получив синюю или красную книжицу, подтвердившую законность и законченность нашего высшего образования.
Еще через несколько лет обзавелись семьями, службами и навсегда навесили друг на друга несмываемые ярлыки: «банкир», «светская львица», «главред», «типа продюссерша», «спился, бедный», почти полностью мимикрировав под эти социальные стереотипы.
И вот вдруг,
Удивлению нашего курса не было предела. Мы даже стали подумывать, сможем ли мы сами (не дай Бог, что, конечно) воспользоваться услугами сыщиков Витолины. Смешно сказать, но всего за год работы ее конторы уже пять бывших журфаковцев побывали у Виты в офисе…
Итак, Вита на прошлой неделе сама приехала ко мне в Бутово в гости и, потупившись, протянула обычный компакт-диск.
– Знаешь, сказала она, – тут, безусловно, не все интересно…. Но там есть кое-что, что может тебе пригодиться для следующей книги. Только пообещай, что не будешь менять имена моих друзей и помощников. Пусть порадуются, когда прочтут о себе в твоем романе.
Я поправила на носу очки и внимательно посмотрела на подругу:
– Тут какое-то конкретное дело?
– Ага, – Вита вздохнула, – и даже слишком конкретное. Почти личное …дело….
Я читала дневник Толкуновой почти все воскресенье. Потом не выдержала и перезвонила ей домой:
– Не спишь?
– Ой, Люська, привет! Не сплю, конечно. Ты… прочла?
– Потому, мать, и звоню. Понимаешь, какое дело… Сюжет отличный. Спору нет. Мне не хватает всего двух мелочей – уверенности в том, что твой Толкунов меня не убьет. Это раз. И второе – может, ты уже, наконец, расколешься, почему вдруг стала детективом? Из твоего дневника ничего не понятно. А на тусовках ты отделываешься формальным «так карты легли».... Не поверишь, но мы с ребятами все мозги сломали, пока сплетничали, с чего это нашу Барановскую потянуло раскрывать преступления.
– Люсь, это выеденного яйца не стоит. – Засмеялась Витка, – Но, если хочешь, я тебе расскажу прямо сейчас.
– Нет, солнце, прямо сейчас мне надо вычитать последнюю распечатку журнала. Если ты еще помнишь, книжки я пишу, так сказать, для души. А зарплату стабильно получаю в любимом журнале. Поэтому не ленись, садись за комп, и быстренько пиши мне преамбулу. И не надо мотаться с диском через всю Москву. Интернет уже давно изобрели.
– Ладно. Хотя я не из-за диска приезжала. Я соскучилась просто.
– Я тебя тоже люблю, подруга. Но у меня такой цейтнот…. Ладно! Не вешать нос, гардемарины! Вот выйдет о тебе книжка, тогда наговоримся вволю.
Вита вздохнула, коротко попрощалась и повесила трубку. А уже утром у меня в почтовом ящике мигало новое сообщение – «вам письмо от V. Tolkunоva»….
Глава 1.
Привет, Люська!
Как тебе отлично известно, вести расследования меня никто не учил. Более того, все детективные романы, которых за 40 лет мне удалось перечитать превеликое множество, окончательно убедили меня в том, что профессия следователя – это что-то среднее между работой физика-ядерщика (самое страшное и непонятное из того, что можно представить) и спортсмена-марафонца (выносливость и еще раз выносливость). Так как умом физика-ядерщика я не обладаю, а со спортом у меня всегда были натянутые отношения, то, сама понимаешь, о карьере детектива я никогда в жизни не помышляла.