Тень
Шрифт:
— А у тебя что, и поболе есть?
— Коли и есть, то не про твою честь, я кого посговорчивее небось найду. А пока прощевай, я тебе завтра принесу, а ты деньги-то приготовь. — Он снова поднял шапку и натянул на лохматую голову.
— А это? — указал Поликарп Филатьевич на лежавший посредине стола самородок. — Это что, мне оставляешь?
— Ага, на затравку. Или лучше вот что, ты дай-ка мне рублей пятьдесят, я бы хоть одевку какую купил, а то срамно в этом к тебе ходить.
Поликарп Филатьевич вытянул из кармана кошель,
— Ну ладно, хозяин, прощевай пока.
— Иди с богом, приноси завтра свой товар, посмотрю, может, и остальное сторгуем.
Бродяга направился было к двери и взялся уже за ручку, но остановился, постоял и, вернувшись обратно, уселся на старое место, возвратив шапку на столешницу.
— А ты бы вот что, хозяин, — проговорил медленно, помолчал, поскребши темными сухими пальцами в дремучей голове. — А ты бы купил у меня жилу-то.
— Это как, жилу? — Поликарп Филатьевич тоже присел за стол.
— Да так, купил бы и все. Денежки у тебя, видно, есть, а мне все легче, не ходить, не трудить ноги, не торговать по мелочам.
— Ну и где она, твоя жила, в каких краях, что мне там с ней делать?
— Да она тут недалече, верст двести.
— Как это тут? Ты что, золото не из Сибири принес?
— Да нет, хозяин, тут я его нашел, в вашем уезде.
— Нуда! — поразился Поликарп Филатьевич.
— Ей-богу, — кинул крест бродяга. — На Кутае.
— Врешь ведь поди! Как же ты тогда проболтался-то? Коли сказал где, так я и сам найти смогу. Найму инженера горного и найду!
— Нет, Поликарп Филатьевич, не найдешь! — Глаза бродяги светились на черном лице сквозь буйную поросль лукаво и весело. — Жила-то там хи-итрая! Я сколь смотрел, так она только в одном месте и выныривает! А место я схоронил, никакому рудознатцу золота моего не сыскать. Так-то!
Поликарп Филатьевич снова встал и прошелся по комнате из конца в конец. Поправил кружевную салфетку на столике у зеркала, послюнявив палец, стер с него пятно.
— А на Кутае ты как оказался?
— Да я ж из Сибири добираюсь, ты правильно угадал, а коли беглый, то уставные дороги мне заказаны. Вот и шел тропами вогульскими, а там и на золотишко набрел.
— И богатая жила?
— За недельку, коли повезет, фунт намыть можно.
— Что ж ты мало взял?
— Сколь надо, столь и взял. Тебе-то не последнее продаю. А коли еще понадобится, дорога мне теперь известная. Только вот, думаю, хлопотно это, лучше тебе жилу уступить, ты местный, тебе больше с руки.
— И что возьмешь?
— Да тыщ двадцать, пожалуй, возьму, нельзя меньше. Жила-то золотая! Ты с нее, поди, раз в десять иметь будешь, а то и поболе. Да и пачпорт еще.
— Какой пачпорт?
— Обыкновенно какой. Я ж беглый! Так-то с золотишком в котомке пройду еще, а тысячам твоим лошадка нужна да пачпорт.
— Да где же я его тебе возьму?
— А уж где хочешь.
— А на кого паспорт-то? — не заметив как, уступил купец.
— Да на кого хочешь, мне что так, что эдак, все едино. Или лучше вот что, сделай-ка на Кузнецова, Кузнецовых-то везде много, а имя укажи — Тимофей.
Бродяга совсем освоился в кабинете, вытянул ноги в стоптанных бахилах, откинулся на спинку стула, выхватил из связки нечиненое перо, ковырял им в расшатанных черных пеньках зубов.
— Ну а ты мне что взамен? Как жилу покажешь?
— А я чертеж сделал, там все подробно обрисовано.
— Э нет, чертеж у тебя за такие деньги покупать не стану. Ты мне золото покажи.
Бродяга на минуту задумался.
— Ладно, хозяин, сговоримся! Поедем на Кутай вместе. Там я тебя на место сведу и при тебе золотишка сколь удастся возьму. Если боишься меня — бери с собой своих людей, только смотри, прознают другие про золото — беда! Там мне за жилу и заплатишь.
— Ну что ты, разве можно с собой такие деньги брать? Лучше здесь, как вернемся.
— А не обманешь?
— Крест поцелую.
— Крест оно, конечно, хорошо. Только давай вот еще как сладим: напиши-ка ты мне ручательство свое: де обязуешься отдать мне двадцать тысяч, коли я тебе жилу точно укажу и песку золотого при тебе намою.
— За три дня полфунта!
— Хорошо, пиши так!
— А на кого ее писать?
— Да на того же, что и пачпорт. И еще, когда я от тебя поеду, ты мне с собой письмо пропишешь, что будто я твой прикащик и еду с казной по торговым делам в Нижний Новгород да Москву. А пачпорт с ручательством загодя, до Кутая, дашь. У меня здесь человек верный есть, у него и оставлю, а коли что случится, так он исправнику и передаст.
Задумался снова Поликарп Филатьевич. Боязно с каторжанином беглым путаться, но золото — вот оно! Надо на Кутай ехать, а там видно будет. А коли действительно взять с собой людей верных, так и вовсе бояться нечего.
— Ну ладно, поедем на Кутай! Только ты мне перед тем золото, о котором прежде говорил, все ж принеси.
— Хорошо, хозяин, принесу золото и денег с тебя пока не возьму, когда вернемся, за все разочтемся. Поедем когда?
Прикинул Олин:
— У меня дела тут есть спешные, за недельку окончу, тогда и в путь.
— Хорошо. Прощевай пока!
Бродяжка натянул шапку и вышел вон. Поликарп Филатьевич в окно видел, как он, выйдя из ворот, огляделся на улице и, сплюнув под ноги, завернул за угол.
Тогда купец, перегнувшись вниз, окликнул чинившего на крылечке хомут кучера Леньку Фроловых:
— Поди-ка давай за оборванцем, что от меня сейчас вышел, он на Юргановскую свернул, проследи, куда он и что. Где ночевать будет, к кому зайдет. Да смотри, сам ему на глаза-то не попадайся, а коли что, так мигом сюда!