Теневой клуб
Шрифт:
— Эй, Джаред! — окликнул кто-то. Знакомый голос, очень знакомый. Ух, как я не хотел его слышать! При звуках этого голоса я почти явственно увидел белые «аэропеды», рыжие волосы и длинные костлявые руки.
— Ну что, Джаред, наперегонки? — сказал Остин. — Первый забег сезона!
Ага, вот оно. Вызов. Остин всегда бросал вызов первым. Обычно он ждал до второй недели семестра, понаблюдав меня на дорожке и полностью уверившись, что побьёт меня. Но сейчас шёл лишь второй день. Впрочем, кругом было слишком много народу, чтобы
— Тебе не кажется, что лучше подождать, пока поле не освободится? — спросил я.
— А что — тебе места мало?
Я обернулся. И правда — для забега на поле места вполне хватало.
Остин подошёл к нам; за ним хвостом тянулся с десяток поклонников, а вскоре стали присоединяться и другие ребята, учуявшие, чем дело пахнет. Все знали о нашем соперничестве.
— А может, подождать, когда у тебя ножки подрастут? — продолжал подначивать Остин. Все рассмеялись. Я тоже. Смеяться со всеми ведь лучше, чем когда смеются над тобой, верно? Но в душе мне было вовсе не до смеха.
— Ладно, — сказал я. — Тогда прямо сейчас.
Остин сверкнул крокодильим оскалом.
— Грег, отойди примерно на шестьдесят ярдов — будешь судьёй.
Семиклассник Грег Миллер, один из новеньких в команде, немедленно подчинился велению божества.
«Вот, значит, как оно начинается на этот раз, — подумал я, — соперничество нынешнего года. Война нынешнего года». Я был полон сил, готов к бегу; и как всегда, когда собирался мериться скоростью с Остином, чувствовал, что, может быть, на этот раз смогу побить его.
Мы заняли стартовую позицию, но тут Остин выпрямился.
— Подожди, — сказал он и снял свои драгоценные кроссовки. А потом стянул и носки. Он собирался бежать босиком. — Окей. — Он снова опустился на старт. — Ну что — готов продуть?
Я не ответил.
Мартин Брикер изготовился дать старт. Тем временем подходило всё больше и больше зрителей. Даже учителя — и те заинтересованно следили за нами. Значит, вот так оно начинается...
— На старт... внимание... марш!
Я полетел, как пуля, прорезая ветер, вкладывая все силы в каждый удар своих ног о траву. Не поворачивая головы, я видел уголком глаза, что мы с моим соперником бежим вровень.
Десять ярдов позади.
Я смотрел прямо на Грега, стоявшего на другой стороне отрезка, и сосредоточился на том, чтобы все свои силы претворить в бег.
«Это тебе за все те разы, когда ты побеждал меня в детстве!»
Я прибавил скорости.
«А это тебе за то, что ты вернулся в прошлом году, чтобы опять побить меня!»
Я прибавил скорости.
«А это — за то, как ты опустил меня этим утром!»
Я прибавил скорости.
Мы по-прежнему бежали вровень.
Тридцать ярдов позади. Тридцать осталось.
Подбадривающие крики за нашими спинами становились всё тише и тише.
«А это за то, что ты бросил мне вызов перед всей школой, за всё то зло, что ты мне причинил в жизни и ещё причинишь, и за твои дурацкие белые кроссовки!»
Сорок ярдов позади.
Я опережал его на целый фут! Я побеждал!
Я прибавил скорости.
Осталось пятнадцать ярдов! Всего пятнадцать.
И вот тогда, словно он всё это время играл в поддавки, Остин вырвался вперёд. Нет, не постепенно наращивая преимущество, а просто обошёл меня, как стоячего. Остин двигался, словно машина, словно космический корабль, уносящийся в гиперпространство. Вот он на фут опережает меня. На два. На три. Он обернулся — и снова на его лице эта отвратительная улыбка.
Я, наклонившись, нырнул вперёд в безумной попытке пересечь финишную линию прежде него, но поздно — он уже был на ней, когда я упал. Моё тело набрало такую инерцию, что я проехал юзом по траве, ободрал локти и порвал штаны.
Боль поражения.
Я чувствовал себя как тот лыжник, что падает после прыжка с трамплина на заставке воскресного выпуска программы «Мир большого спорта». Боль поражения: свезённая кожа на локтях, испорченные штаны и смех Остина Пэйса.
Вокруг него собралась толпа поклонников.
— Ух ты! Ты видел, как Остин рванул вперёд на финише?!
— Ух ты, уж побил так побил — только перья полетели!
— Ух ты, Остин прям как пуля!
Ух ты то и ух ты это. Остин-Спесь наслаждался каждой секундой своего триумфа. Ребятишки сгрудились вокруг него, а мне оставалось лишь изучать свои окровавленные локти.
— Слышь, парень, — сказал какой-то семиклашка, — ты бы не совался бегать с Остином, а? Он бьёт любого.
Остин посмотрел на меня сверху вниз. Он даже толком не запыхался.
— А ты хорошо бежал... для гофера!
Все заржали.
— Гофер! — полетело по толпе. — Гофер, гофер, гофер!
Остин поднял руки, как будто дирижируя, и все принялись скандировать в унисон:
— Гофер! Гофер! Гофер!
Казалось, этому не будет конца.
Сейчас я с радостью убил бы его. Кинуться бы и поотрывать ему руки и ноги! Но я вовремя вспомнил о Тайсоне Макгоу. Нет. Я не Тайсон. Я цивилизованный человек, я не стану нападать на Остина. Вместо этого я встал, отряхнулся, подождал, пока не стихнут крики «Гофер!», а потом взглянул Остину прямо в лицо и протянул руку.
— Отличная работа, Остин.
Я пожал ему руку. Надо сказать, для этого мне тоже понадобилась вся сила воли, как для бега.
— Да, — согласился Остин. — Ну, увидимся, Гофер.
Я повернулся и пошёл прочь, а поклонники опять принялись восхвалять Остина. Мои локти начали болезненно зудеть.
Шерил ждала меня. Чего у неё не отнять — она всегда была на моей стороне и никогда не смеялась надо мной.
— Ты как, в порядке? — осведомилась она.
Я бросил взгляд за спину, на Остина, потом повернулся к Шерил и спросил: