Тенгинский полк на Кавказе. 1819-1846. Правый фланг. Персия. Черноморская береговая линия
Шрифт:
Положение офицеров и особенно семейных было крайне незавидно; жизнь на постах в тесных и смрадных столбянках, по которым сквозной ветер гулял совершенно свободно, была очень тяжела. Убийственный климат многих мест Кавказской линии, частые случаи появления чумы, ожидания частых тревог усугубляли нравственное удручение.
Не менее печально было и материальное положение офицеров. Согласно штата 1802 года, штаб и обер-офицерам причиталось в треть (с вычетом на медикаменты и госпиталя):
В этот оклад входили и денщичьи порционы – по 2 руб. 43 % коп. в треть на человека. При таком незначительном содержании и при необычайной дороговизне на Кавказе всех предметов самой первой необходимости, жалованья, конечно, не хватало офицерам. Обмундирование обходилось в три раза дороже, чем в остальных местностях России [39] . Цена на жизненные продукты стояла крайне высокая; приходилось платить: за фунт мяса 8-19 коп., за курицу рубль, за десяток
39
Дебу. «О Кавказской линии с 1816–1826 год».
40
Полковой архив. Исходящий журнал за 1819 г., дело № 3.
Задолженность офицеров в полковые суммы и между собою, и даже нижних чинов была необычайная; расчеты на содержание с 1819 по 1825 год указывают, что половина офицеров не получала и четверти причитавшегося им третного жалованья, а некоторые офицеры и совсем не видели его. Один из офицеров так доносил командиру полка о своем бедственном положении: «Целый год я не получал ни копейки жалованья и был так несчастлив, что с меня удерживали всегда все содержание. Я не заслужил таких жестоких вычетов, и крайность моя заставляет беспокоить вас и просить оказать свое благодеяние и исходатайствовать мне хотя половинную часть из сей заслуженной мною трети [41] . И подобные обращения к командиру части не были исключительными явлениями.
41
Полковой архив. Входящие бумаги за 1822 г., дело № 63, рапорт прап. Самуйлова.
Монотонно и однообразно протекала жизнь офицеров; большинство из них «лишено даже было возможности вести приятную беседу, доставлявшую отдых после трудных упражнений в службе», как писал наш бригадный командир генерал Дебу в своих записках. Отпуски разрешались очень редко, да и то – если на офицере не состояло «казенного или партикулярного одолжения». Об удовольствиях не было помину, и только офицеры рот 3-го батальона находились в этом отношении в несколько лучших условиях. Близость крепости Георгиевской, где сосредоточено было управление главного начальника Кавказской линии, давала им возможность посещать вечера в Дворянском собрании; но нередко случалось, что среди вихря вальса, под звуки полковой музыки, офицера вызывали из зала и через несколько часов он был уже далеко за Малкою, мерно меся липкую грязь [42] . Полкового офицерского собрания не было у нас, не было даже и дежурной комнаты, где бы хотя изредка офицеры могли собираться вместе. Дороговизна, с какою сопряжено было приобретение разных книг, отсутствие отпуска денег от казны на этот предмет, служили причиною тому, что библиотека у нас не была учреждена. Только в 1823 году офицеры полка, пожертвовав добровольно 465 рублей, уполномочили полкового адъютанта поручика Рашевского выписать некоторые сочинения и непременно новейшие, ибо на Кавказе, как говорилось в общем постановлении, «за редкость попадаются книги моложе семидесяти лет» [43] .
42
Полковой архив. Исходящий журнал за 1821 г., дело № 54.
43
Полковой архив. Исходящий журнал за 1823 г., дела № № 108 и 142.
Приводим здесь интересный список книг, положивших начало ныне существующей библиотеки офицерского собрания Тенгинского полка: Валентин, или беззаботная голова; Сестра милосердия, или разрушение Лиссабона; Янклудский журнал; Варвик, или ужасная жертва честолюбия; Бонапарт на острове св. Елены; сочинения Карамзина; Тайное злодеяние Наполеона; Старик везде и нигде; Леди Елена и леди Анна; Вальтер, или дитя ратного поля; Мария Брабантская; Мои путешествия по пропасти злосчастной; Тайная причина французской революции; Достопамятности в мире; Странствующие музыканты; Критика; Луковин, комедия; Тайное наставление короля прусского офицерам; История о низвержении Наполеона с похищенного им трона, – 6 книг; Черный рыцарь; Любовь и тщеславие.
Вышеприведенные строки довольно полно рисуют картину быта офицеров полка в двадцатых годах нынешнего столетия. Подобная обстановка много лет сохранялась почти без изменения и улучшилась лишь значительно позже, когда Тенгинский полк основался во Владикавказе. Теперешним тенгинцам, живущим в неизмеримо более благоприятных условиях, будет, вероятно, интересно прочесть о том, что вынесли их предшественники, безропотно терпевшие все невзгоды и в то же время беззаветно отдававшиеся службе.
Со времени прибытия тенгинцев на Кавказ и до 1827 года полк комплектовался нижними чинами из внутренних губерний Европейской России: Воронежской, Полтавской, Курской и Рязанской. По прибытии рекрутов их распределяли по ротам и сейчас же приказывали «пробрить им лбы, чтобы они не могли чинить побегов [44] . Процедура эта производилась крайне просто: новобранца сажали на барабан и полковой цирюльник, вооружившись бритвою, оголял ему половину головы. С этого момента считалось фактически поступление рекрута в ряды полка. Чуть ли не со следующего дня начинали уже новобранцев обучать «смелой и притом цельной стрельбе», чтобы, в случае надобности, можно было их употребить в дело против неприятеля. Но на этот предмет отпуск боеприпасов был невелик: на каждого человека в год полагалось по 5-ти боевых и 30-ти холостых патронов; в 1823 году всего отпущено было в полк по наличному числу 3359-ти человек— 63 пуда пороху и 31 пуд свинцу, причем Георгиевским парком из этого числа удержано за укупорочный материал (бочки, циновки и веревки) 2 пуда, 5 фунтов и 48 золотников пороху [45] . Неудивительно потому, что стрельба в полку не могла быть доведена до степени совершенства и меткость была очень незначительна.
44
Приказы по 1-му бат. за 1821 г. № 3. Дело № 98.
45
Полковой архив. Чернов. Бум. по казнач. части за 1820-24 гг„дела № № 12 и 924.
По разбросанному положению полка и неимению приспособленных помещений, учения не велись систематически, подобно тому, как это делается теперь и вполне зависели от усмотрения ротных командиров, хотя приказом по полку и предлагалось: «по наступлении теплого времени, учить нижних чинов, как экзерсиции, так и прочим маневрам, употребляя на сие, сколько буде возможно, времени и каждый день два раза» [46] .
Осенью, в первый же год прихода полка на Кавказ, бригадным командиром генералом Дебу был произведен строевой смотр, результаты которого были не особенно блестящи. В приказе было отдано: «Нижние чины несовершенно выправлены в позитуре, ружейные приемы неверны и вялы; при пальбе люди медленно заряжают с порохом ружья. В построениях разных эволюций, как унтер-офицеры, так и рядовые крайне торопятся, мешаются и тем производят во фронте беспорядок и самый разговор». В общем, инспектирующий находил, что «строевое учение и обучение нижних чинов к цельной стрельбе, по частому движению войск и употреблению значительного числа оных на разные казенные работы, до совершенного познания не доведены». Но зато служба в полку отправлялась должным порядком, «субординация соблюдается без послабления, воинский артикул нижним чинам читается и нравственность соблюдается хорошо». Таким образом, начальство не особенно строго относилось к тенгинцам, находя всегда какое-нибудь оправдание неуспешной постановке строевого обучения. Это наблюдалось не только у нас в полку, но и во всей Кавказской армии и вызывалось условиями боевой жизни. Сам генерал Ермолов запрещал изнурять нижних чинов фронтовыми учениями, что подало повод некоторым современникам обвинить его в либеральном образе мыслей, «явно, по их мнению, баловавшего войска» [47] .
46
Арх. Сузд. Полка. Приказы за 1819 г., дело № 238; полк. арх. рот. бум., д. № 98.
47
Соч. Погодина. «Материалы для биографии Ермолова».
Для подготовки хороших унтер-офицеров и правильной постановки строевого образования при штаб-квартире полка существовала учебная команда, куда люди назначались «не вялые и с надлежащею фигурою»; ротные же командиры в обучении нижних чинов во всем должны были сообразовываться с постановкою дела в названной команде, для «единообразного упражнения, в ружейных приемах, маршировке и в разных построениях батальона [48] . При штабе же дивизии в гор. Георгиевске, учрежден был учебный батальон, пополняемый людьми 20-й пехотной дивизии [49] .
48
Арх. Сузд. полка. Приказы по полку за 1819 г, дело № 238.
49
Приказ по войскам Кавказской линии 10-го октября 1819 г, дело № 51.
Вооружение нижних чинов до 1820 года состояло из ружей разных калибров и разных происхождений; тут были ружья английские, французские, австрийские, собранные на полях сражений и русские IY2 и 8-ми линейные тульского изготовления. В 1820 году последовало Высочайшее повеление вооружить полки одной дивизии ружьями одного какого-либо образца, вследствие чего тенгинцы были снабжены семилинейными гладкоствольными ружьями, со штыком и кремневым замком тульского завода «старого положения» [50] .
50
Записки Ермолова ч. II, стр.70.
Форма одежды Кавказской армии сначала ничем не отличалась от таковой же в России и была, по словам Ермолова, «единообразна, как для знойной Грузии, так и для Камчатки ледовитой», т. е. совершенно не приспособлена к климатическим условиям края. Нижние чины Тенгинского полка носили кивера, мундиры с фалдами и белыми погонами, шаровары навыпуск при коротких сапогах. На просьбу генерала Ермолова о перемене формы обмундирования не последовало ответа. И он своей властью разрешил носить папахи, полушубки, длинные сапоги и сухарные мешки вместо ранцев, чем еще более умножил число своих врагов. Чтобы установить один покрой мундирной одежды во всей армии, Государь Император в 1819 году повелеть соизволил сделать в комиссариатском депо для каждой дивизии по одному образцовому пехотному и егерскому мундиру и прочей одежды и амуниции, с личною Его Величества печатью на каждой вещи. Эти образцы препровождались по очереди в полки, сообразно чему и производилась постройка всего обмундирования. На основании же этого повеления, через определенные сроки из нашего полка командировался в Петербург один рядовой для обучения закройщичьему мастерству.