Тени безумия
Шрифт:
Вот только, чтобы совершить выходящий за границы атаки удар, у мечей шрайя должны были быть длинные рукояти. Или мечи должны были быть магическими, с удлиняющимися клинками. Но нет, эфесы скьявоны и кацбальгера самые что ни на есть обычные, а Вторые Глаза не приметили чар на оружии.
Проклятье, катастрофически не хватает информации. Лан разузнал много, очень много, невероятно много, учитывая закрытость и скрытность ордена Шрайя, предпочитавшего принцип «не болтают лишь мертвые». Но все равно недостаточно, чтобы не просто бороться с адептом ордена, а быстро и без проблем победить его.
«Я думал…»
Не сейчас, Лан. Не мешай. Я разгадаю его секрет. Обязательно разгадаю. Я ведь Магистр, а не деревенский колдун, научившийся
Жрец Госпожи вместо новой порции ударов внезапно длинным прыжком разорвал дистанцию. Застыл в правосторонней стойке вполоборота к боевому магу. Скьявона острием смотрела на Уолта, но скорее для защиты, чем для угрозы, чтобы отбить посох, а не достать Магистра. Шрайя смерил Ракуру взглядом энтомолога, изучающего неизвестное ранее насекомое. И атаковал. Да так, что Уолт мигом позабыл и о надобности разгадывать его секрет, и о приемах мастера Садамицу, вообще обо всем. Мысль была лишь одна – не упустить Никиитас, не дать шрайя лишить его посоха. А именно этого посланник Клана Смерти и добивался. Он волчком вертелся вокруг Уолта, избегая бить по его телу и направляя все каскады выпадов в посох. Мечи, словно клещи, впивались в шафт, тянули на себя, как до того электроглобулы тянули их, а когда это не удавалось, клинки сокрушительными ударами норовили выбить древко из рук.
И ведь правильно делал, ублюдок. Лишись Уолт своего посоха – он вообще ничего не сможет противопоставить врагу. А тот, используя свою непонятную технику, мало-помалу проберется сквозь электромагнитный барьер, чего Уолту совсем не хотелось. Но шрайя двигался так быстро, его клинки мелькали с такой скоростью, что Уолт и не помышлял о контратаке. Все его силы уходили на удержание посоха, и с каждой секундой выдерживать напор становилось все труднее. Жрец Госпожи будто становился быстрее и быстрее, его удары приобретали невиданную до сего момента мощь. Ни один из стихийных Щитов не смог бы сдержать такой град ударов, и кто знает, не дрогнул ли бы энергетический Щит, столкнувшись со столь титаническим натиском. Уолт только и мог что пятиться и скрежетать зубами, проклиная все и вся, пытаясь придумать, что можно сделать в такой ситуации, и не находя выхода…
Это произошло совершенно неожиданно.
Сначала короткий меч ударил по низу посоха, и Ракуре пришлось крутануть Никиитасом перед собой, чтобы не выпустить его из рук. А затем, стоило посоху занять горизонтальное положение, длинный меч вынырнул из-за спины шрайя и рубанул снизу, заставив Уолта поднять руки вместе с посохом. А следом за скьявоной появился кацбальгер и дополнительным ударом из нижней позиции чуть не выбил древко из рук Ракуры. Кисти рук заболели так, будто их приложили боевыми молотами, и все же он удержал шафт. Но какой ценой! Уолт был полностью открыт для любых ударов, и если бы не защищающее его поле, мечи шрайя уже могли бы нанести с десяток несовместимых с жизнью ран…
Мечи шрайя валялись на мостовой, уподобившись десяткам своих собратьев поодаль. Уолт тупо уставился на них, пытаясь понять, какого убога противник бросил свое оружие. Чуя неладное, заорали предыдущие, но было уже поздно.
Присевший шрайя ударил ладонью. Неведомо откуда взявшийся клинок погрузился в живот Уолта.
«Убогство…» – успел подумать Ракура, прежде чем дикая боль разорвала его сознание на части. Жрец Госпожи поднялся, отступил на шаг, отводя правую руку назад. Уолт успел заметить, что окровавленный зазубренный клинок выглядывает прямо из середины ладони, словно он вышел из предплечья через кисть. Успел заметить, прежде чем брат-близнец клинка в левой руке шрайя, сверкающий пока еще чистым лезвием, устремился к его горлу – и прежде, чем кровь из раны на животе обильно выплеснулась на убийцу. Именно в таких случаях говорят о фонтане крови, однако это было не артериальное излияние.
Время замедлилось, точно по желанию титана Куроса, взломавшего темницу Тартарарама и первым делом заинтересовавшегося
Шрайя видел закружившуюся магическую композицию, ощутил ее воздействие – не мог не видеть и не ощутить. И все же не дрогнул, не запаниковал. Левая рука твердо несла выскочивший из ладони клинок к горлу боевого мага, и казалось, ее ходу не смогли бы помешать все Старшие боги Равалона.
Они и не помешали.
Воспрепятствовала магия крови, чье предназначение отнюдь не сводилось к созданию контрзаклинания против орба. Алфед Лос рассказывал, что буддисты Махапопы учат о кшане, единице времени, за которое можно щелкнуть пальцами, утверждая, что именно столько существуют дхармы, простейшие элементы непостоянного и изменчивого бытия. Именно столько времени понадобилось ярко-красным пятнам на одежде шрайя, чтобы юрким ручейками собраться в районе пупка и закрутиться спиралью. Кровь пульсирующей струей продолжала бить из раны Уолта на животе, однако в ее токе произошли изменения. В гуморе блестело множество мельчайших октариновых сфер, созданных из направленных в противоположные стороны потоков зелено-фиолетовой энергии, и эти сферы своим, казалось бы, хаотическим перемещением придавали крови форму конуса, острым концом обращенного в центр спирали на животе шрайя. Синие, голубые и фиолетовые молнии, точно вода с вышедшего из воды купальщика, начали стекать с Уолта и вплетаться в основание конуса, стягивая с боевого мага его защитный покров.
Зазубренному клинку не хватило нескольких сантиметров, чтобы оставить кровавый поцелуй на шее Ракуры. Вращаясь с огромной скоростью, рдяный конус погрузился в спираль. Шрайя отшвырнуло от Уолта с такой силой, будто убийца надоел Куросу, и титан раздраженно смахнул его со сцены. Закутанный в электрический саван, разрывающий его одежду и микроскопическими молниями проникающий в плоть, прокладывая пути для заряженной разрушительными чарами крови Уолта, жрец Госпожи пролетел не меньше пятидесяти метров, снес две отделявшие тротуар от мостовой колонны и пробил стену вокруг дома дальневосточного чародея.
Уолт, тяжело дыша и сипя от боли, повалился на колени. Уронил посох, уже не имея сил держать его. Оперся левой рукой о брусчатку, правую приложил к ране на животе.
Сработало. Он не хотел, совсем не хотел, чтобы это заклинание пришлось использовать – но все же оно сработало. Так, как они с Ланом и рассчитывали.
В Кубе шрайя структура гиле была изменена так, что являлась пригодной лишь для простых магических форм и их комбинаций. Таковым оказалось влияние гексаэдра ушебти на Поле Сил. Создай боевой маг Разъяренного Феникса или вызови Сииль, толку от них было бы столько же, сколько от пульсаров или огненных шаров. Лишь одно гиле осталось неизменным после появления Куба. Кровь. Его собственная кровь. Лишь ее оказалось возможным зарядить эфиром так, что она стала равна полноценному боевому заклинанию.
Убогство! Уолт скривился. Больно. Словно клинок, что пронзил живот, никуда не делся и все так же продолжал ворочаться в его кишках. Помнится, некогда бог-упырь оторвал ему руку и ногу, и до подаренных Шастинапуром кошмаров Ракура иногда просыпался посреди ночи от того, что ему снилось, как он подходит к зеркалу и отражается в нем вообще без рук и ног. От адской боли боевого мага в ту ужасную ночь спас Понтей, психомагией воздействуя на мозг Магистра, а ногу и руку вернули Постигающие Ночь.