Тени древней земли
Шрифт:
Нож упал к его ногам.
Не говоря ни слова, Нефилим и Захар отправились за несколькими канистрами с бензином, чтобы залить посевы, а двое других Латыповых стали подметать землю густыми ветками, чтобы замести следы.
— Снимай джемпер и штаны, — приказал Всеволод сыну, и тот повиновался, дрожа от холодного ночного воздуха.
Мужчина снял с себя широкий плотный плащ, которым накрыл мальчика. Его одежду он поджег.
— Твой дедушка будет доволен, — сказал он, взъерошив ему волосы.
Отец и сын добирались до дома молча, как будто ничего не произошло.
Когда позади них начали
Глава десятая
Проще было бы полететь на полуостров напрямую, но Евгений последние дни своего служебного отпуска использовал, чтобы побывать на черноморском побережье Кавказа. Именно поэтому он сначала отдохнул в ведомственном санатории в Анапе, а затем отправился на утреннем пароме в Керчь. В пути он ни разу не оглянулся назад, в сторону материка. Он смотрел только вперед, в будущее, каким бы туманным и неопределенным оно ни было.
На палубе запах мазута и ржавчины преобладал над солоноватым запахом моря. Перила трапа были склизкими от соленой воды, но это не мешало ему держаться за них. Волны шептались вокруг него, а над скалистым силуэтом полуострова еще сверкала румяная луна. Крым приближался, затерянный в этой туманной непрозрачности, в осенней темноте.
Евгений Кротов заметил на нижней палубе других пассажиров. Он еще не мог толком разглядеть их силуэты, только угольки сигарет и клубы дыма, поднимавшиеся в темноте. Несмотря на их присутствие, он чувствовал себя одиноким.
Крен парома напоминал ему аттракционы в детстве. Дыхание ветра, как вихри «чертового колеса». Тупой гул двигателей парома, напоминал головокружительное учащение пульса. Он улыбнулся своим воспоминаниям.
Обволакивающая ночь отступала, давая жизнь новому дню. Евгений откинул капюшон куртки и вглядывался в темную глубину моря, ожидая рассвета, который придаст ему новые силы.
Глава одиннадцатая
— В принципе, не так уж важно, что вы видите. Настоящая трудность заключается в том, чтобы научиться жить с этим.
Это сказал ей судмедэксперт пару лет назад, во время вскрытия проститутки, убитой садистом. Мария Райская отложила эту фразу в забытый ящик своей памяти. И все же в тот вечер слова патологоанатома продолжали звучать в ее памяти, словно только что приобрели реальный смысл в ее глазах.
Она проснулась около трех часов ночи от кошмаров. Она так двигалась во сне, что разбудила своего нового бойфренда, с которым она делила «Сексодром», как он называл кровать. Через несколько минут мужчине удалось заснуть, а вот Мария потеряла всякую надежду. На ее мысленном экране непрерывно прокручивались образы трупов.
«Это все Барсуков виноват в этих видениях», — размышляла Райская, вылезая из-под одеяла, стараясь не разбудить бойфренда. Взяв сумку из гостиной, она закрылась на кухне. Ей захотелось чего-нибудь алкогольного, но она предпочла двойную порцию шиповника.
«Посмотри на себя. Ты стареешь», — усмехнулась она, с отвращением глядя на пакетики.
Пока она ждала, пока закипит вода, она достала из сумки фотографии, которые подполковник доверил ей, несмотря на ее протесты. Когда он сказал ей: «Пожалуйста, Маша, сделай это для меня», — с щенячьим беспомощным взглядом, Мария не смогла отказать. Она разложила их на столе и стала изучать. Эти жертвы так ее расстроили, что они ей приснились. Навязчивые идеи, сказала бы ее бабушка: роковые кошмары. За прошедшие годы службы она много слышала об этих двух явно ритуальных убийствах, но никогда не придавала им особого значения, особенно после того, как коллеги стали ей рассказывать, что Барсуков зациклился на этой истории, что он в одиночку разрушил этим свою жизнь. Он так мешал своим коллегам и начальству, так донимал их просьбами возобновить эти дела, что, чтобы избавиться от него, его перевели на бумажную работу, заставив преждевременно состариться; его стали ставить в отрицательный пример всем новобранцам отдела по расследованию убийств.
«Это действительно странно», — сказала она себе, рассматривая фотографии.
— Ты в порядке?
Словно ученик, пойманный на списывании, Мария молниеносно заставила фотографии исчезнуть.
— Паша, чего ты встал? — спросила она, идя навстречу мужчине.
— Я не чувствовал тебя рядом с собой и удивился. Что ты задумала?
— Я заварю себе шиповниковый чай и лягу спать. Хочешь?
— Я думал, ты снова начала курить.
Мария улыбнулась. Мало того, что я целый день окружена полицейскими в управлении, подумала она, так теперь еще у меня дома есть соглядатай…
— Нет, Паша. Я обещала тебе бросить, и я это сделала. А теперь иди спать, я скоро приду.
Через окно Мария наблюдала за силуэтом водонапорной башни и стенами завода. Мария всегда мечтала жить в тихом районе, подальше от городского шума. У ее бывшего мужа была там квартира, и она переехала туда сразу после свадьбы, исполнив это детское желание. Но когда они расстались, она уехала, чтобы не мешать ему — и избежать вполне реального риска выстрелить в него — и сняла эту квартиру в заводском районе, обреченная смотреть из окна на утраченный статус.
Лучше жить в трущобах, чем с этим ублюдком, говорила она себе, вспоминая студентку, которой едва исполнилось двадцать — последнюю в длинной череде таких, как она потом узнала, — с которой он ей изменил. С того дня она поняла, почему каждый раз, когда ей приходилось давать показания на суде или ходить по коридорам прокуратуры, все смеялись за ее спиной или сочувственно смотрели на нее: очевидно, ее бывший даже не удосужился скрыть свои похождения, выставив их обоих на всеобщее посмешище.
«Остановись. Нет смысла зацикливаться на этих унижениях», — поучала она себя, проглатывая последний глоток ягодного чая.
Шиповник не оказал никакого действия. Оказавшись в постели, Мария продолжала ворочаться, как проклятая. Она продолжала видеть эти фетиши, эти демонические маски, задавалась вопросом, почему тела так и не были опознаны, и искала причины такого большого временного разрыва между двумя убийствами.
Она еще не знала этого, но ей как будто передали эстафету: одержимость подполковника Барсукова заразила ее.
Глава двенадцатая