Тени Эзеля опубл в журн Подвиг
Шрифт:
Инструктор оказался рядом. Он недовольно покачал головой.
– Учитесь правильно готовить заряды, - говорили на минновзрывном деле, - расчитывай, что подрываешь - грунт - масса тротила одна, кирпич, - другая, а если камень, железо, бетон - совсем иная.
Учили прикреплять мины к рельсу так, чтобы связка тротиловых шашек не развязалась, показывали, как ставить мины под мостами.
Потом были занятия по маскировке, немецкий язык, сначала со словарем, потом без словаря.
И каждый день стрельба по стендам, по движущимся мишеням, рукопашный, прыжки с парашютом.
К августу отправили первую группу. Что с ними стало - им не сообщили.
О заводчанах "Андрей" знал мало - пару раз разрешили позвонить, строжайше запретили что-либо о себе рассказывать. Говорите только - жив, здоров.
В конце июля "Андрей" узнал о бомбардировке района, о пожарах, но родные были живы. Узнал и том, что 9 июля на заводе был сформирован отряд ополченцев, человек около пятисот, куда попали многие его друзья по цеху.
В начале октября вернулись в столицу. Настроение было тревожное.
Восьмого октября "Андрей" позвонил домой. Накануне выпал первый снег, за окнами здания, где они ожидали отправки через линию фронта, тихо падали мелкие хлопья
Звонок оказался страшным.
Мать рассказала про заводчан. Тогда же, в июле, их отправили куда-то в Бутово, на соединение с большой дивизией ополченцев. А потом в сторону Варшавского шоссе.
Из отдельных разговоров сослуживцев, обрывков фраз "Андрей" уже знал, что там, на юге, в боях в окружении, полегло немало ополченцев, пытаясь остановить противника, но он тогда еще не мог предполагать, что почти все попавшие на этот участок заводчане полегли в первых боях.
– Плач вчера стоял страшный, - говорила мать, - как дошли до нас известия, что наши почти все погибли, что тут началось. Народ вышел на улицу, женщины кричат, девчонки голосят. Ужас. Все твои друзья погибли: и Леша, и Василий, и Кузьма, и Николай Румянцев - все. Да и в соседних цехах ребят совсем не осталось. Человек тридцать вернулось всего, да и те израненные. Мы думали, что и ты там где-то был. Но тебя в списках погибших не оказалось.
Мы уж, сынок, бога благодарим, что тебя там с ними не было.
После этих известий "Андрей" не мог дождаться, когда их отправят на настоящее дело.
Но что-то замедлилось. Они сидели и ждали. Слухи становились все тревожней.
Четырнадцатого октября, около половины первого, пришел инструктор, одетый необычно: на нем была шинель пехотного командира два кубика в петлицах, фуражка с полевой зеленой звездочкой, на поясе кобура. В руке он держал ППШ.
– Выезжаем. Время на сборы пятнадцать минут. Переодеться в штатское, получить личное оружие. Одежду вам выдадут внизу. Автобус уже ждет.
Глава 17
Красноармеец Рубцов.
...вместе с красноармейцем Чуевым, находясь в боевом охранении, проявил солдатскую смекалку....
В первые дни после получения зимнего обмундирования было непривычно: рукава шинели слишком длины, их надо было все время одергивать, жесткий ворс воротника натирал шею, холодило бритый затылок, ушанка стягивала голову, вероятно, была мала. Правой рукой красноармеец Рубцов сжимал в кулаке брезентовый ремень винтовки, на поясе висела выданная осколочная граната. Стоило только на секунду отпустить ремень, чтобы одернуть полу шинели, как винтовка немедленно сползала с плеча и начинала бить по ногам. Приходилось тут же снова ее подтягивать.
В самом начале октября их привезли сюда. Тогда батальон стоял уже сорок минут на холодном ветру. Ждали комбата и начальника штаба - майора Вепрева, они задерживались в штабе, где готовился приказ о выступлении в направлении Варшавского шоссе. Штаб размещался в этой небольшой деревеньке в бревенчатой избе, которая отсюда была хорошо видна. Так толпились штабисты, стояли мотоциклы, крытая машина - приехал кто-то из вышестоящего начальства.
Головы всех бойцов были сначала повернуты в сторону штаба - ждали, что комбат вот-вот появится, и стояние на ветру прекратится.
Но комбата долго не было.
Потом все стали просто ждать, безучастно глядя на то, что было впереди.
Впереди чернел почти облетевший перелесок, кое-где желтели островки пожухшей травы, был виден изгиб небольшой речки, вода в ней стала темной, тяжелой, отчужденной.
– Вняйсь! Мир-но!
– раздалась команда.
Ротный - молоденький лейтенант, с красными обветренными ушами,
придерживая полу шинели, строевым быстро шагал к появившемуся с листом бумаги в руках начштаба. Рядом с ним была видна фигура комбата, высокого широкоплечего обладателя сильного баса.
Двое других ротных тоже спешили к начальству.
Рубцов до боли в пальцах сжал ремень винтовки, вытянул шею, холод обжег сильнее.
– Слушай приказ по стрелковому полку!
– громовым голосом крикнул комбат.
Перечислялись деревни, в сторону которых будет выдвигаться батальон и где предстояло встретить врага. Враг казался загадочным, непонятным. Никто из батальона еще не видел ни одного немца.
Когда все уже намерзлись, комбат дал команду.
Вторая рота медленно начала движение в сторону черневшего впереди перелеска.
Выдвигаться надо было в сторону, идти по высокому берегу реки, там ветер трепал листву какого-то одинокого куста.
Реку предстояло переходить через мост, расположенный отсюда в шести километрах. Мост должен был охранять другой батальон, но на всякий случай переправу заминировали.
Первыми столкнулись с немцами, вернее, с немцем Алексей и его приятель Чуев -молчаливый кузнец из-под Каширы, с которым они познакомились , когда батальон Железнодорожного района и каширский соединились и влились во второй стрелковый полк южнее Бутова. Это произошло еще в июле. Тогда только-только сформированная дивизия необстрелянных солдат совершила марш более ста двадцати километров.