Тени Эзеля опубл в журн Подвиг
Шрифт:
– Танюшка, - хрипло сказал он, - ты приготовила молоко?
– Все приготовила, - девочка помогла старику подняться, но ел он сам, медленными глотками пил молоко, с трудом удерживая его трясущимися руками. Ложкой, стукая по краю тарелки, брал кашу, получалось не всегда. Дед был весь поглощен приемом пищи и не обращал на внучку никакого внимания, а она смотрела, как он ест, и не могла выйти из комнаты, пока дед не заканчивал обеда.
Затем она унесла на кухню пустую чашку и тарелку, вымыла их и села за свой стол.
Отец ушел еще тогда, когда дочке было одиннадцать лет. Ушел, оставив не только жену с дочкой, но и своего наполовину парализованного отца.
Со второй недели сентября, когда Таня вдруг увидела его синие-синие глаза, она стала интересоваться всеми любовными историями, которые открывались на страницах книг: Ася, Маша Миронова, и конечно, же ее тезка, про которую она читала летом - все они сливались для нее в один образ и наделялись ее, таниными чертами характера, ее лицом, повадками, мыслями.
А произошло это почти случайно. Им двоим дали задание повесить шторы в новом кабинете на втором этаже. И он, высокий, спортивный, стоял на стуле, водруженном на парту, доставал головой почти до потолка, наклонялся и принимал у нее из рук кремовые занавески, а она снизу вверх смотрела в его глаза и утонула в них.
В кабинет периодически заходили то Белецкая, то Французова и ехидно что-то ему говорили. Он со смехом отвечал, а Таня густо краснела - никогда не могла избавиться от этой привычки.
– Смотри, невесту себе нашел - заливалась смехом, говорила Белецкая.
– Мы теперь побоку, так, красавчик?
– А что, она девушка покладистая и в отличие от вас - работящая - смеясь, отвечал он.
– Будет тебе борщ варить, станешь толстый и гладкий, - съязвила Французова.
– Гадкий - подхватила Белецкая, и обе снова захохотали.
Таня тогда представила себе вдруг, как она действительно варит ему борщ, вносит кастрюлю в их кухню, в их собственную кухню!
– и у нее голова закружилась.
Она стала интересоваться семейными историями, часто открывала альбом с фотографиями. Про отца она старалась не думать, а вот дедушка с бабушкой теперь обретали молодость, и ей странно было представлять, что тяжело кашляющий в своей комнате дед - и красивый молодой человек в костюме - один и тот же человек.
– А как они поженились?
– вдруг задала она себе вопрос, - почему я об этом никогда не спрашивала?
Да, она что-то слышала - тетя Света рассказывала, что дед сразу после ремесленного пошел на завод и проработал без малого пятьдесят лет, он и болезнь заработал на заводе - от отбойного молотка, которым должен был откалывать куски чугуна, приварившиеся к большим чанам, стали дрожать руки, металлическая пыль осела в легких.
А бабушка пришла на завод немного позже, стала учетчицей. Там они и встретились, кажется на каком-то празднике, в заводском клубе, и сейчас стоявшем в глубине главной улицы. И квартиру получили от завода.
Таня пошла в большую комнату и открыла нижнюю створку шкафа - там лежали семейные альбомы. Вот и дедов альбом - толстый, в переплете зеленого бархата, с металлической подарочной табличкой. "Дмитрию Павловичу Рубцову, от коллектива литейного цеха к пятидесятилетию".
Таня смотрела последний раз этот альбом лет пять назад, когда ей было одиннадцать - приезжал двоюродный брат, Игорь, ему тогда было уже четырнадцать лет, и они рассматривали старые альбомы. Игорю это быстро наскучило, и он убежал во двор, где подрался с местными мальчишками. А Таня тогда с интересом рассматривала черно-белые снимки, это было так не похоже на то, что ее обычно окружало.
В альбоме было много снимков. На первой странице приклеена фотография - мама во дворе их дома в светленьком коротком пальто и шапочке с завязками - теперь там большой универсальный магазин. А это тетя Света - в кофте, в колготках, с большими бантами, ей здесь лет семь - восемь.
Дед в форме ученика ремесленного училища: форменная фуражка, куртка перетянута ремнем с пряжкой. Друзья деда - круглолицые мальчишки в таких же куртках и фуражках, во что-то играют. Кажется, в ножички. Прадед с Полканом во дворе дома, на груди значок - "Почетный железнодорожник".
А рядом дедушка, наверное, уже во времена работы на заводе.
Это мама в училище - темная юбка и светлая блузка с пышными рукавами.
В альбоме были мамины подруги по училищу, по больнице, где она работала. Вот и она сама - маленькая Танюшка - единственная цветная фотография в альбоме.
А на последней странице было два снимка. На одном юноша, с челкой, падавшей на лоб, в костюме, со значком, в белой рубашке с отложным воротником. Он смотрел светлыми глазами, как-то по-детски. Это был дядя Леша. Дядя Леша - дедов дядя, погиб в октябре сорок первого где-то под Малоярославцем. Больше о нем ничего известно не было. Осталась медаль "За боевые заслуги" на красной колодке.
На другом было три девушки на фоне их сегодняшней школы - Таня сразу узнала здание школы: четыре этажа. Огромные прямоугольные окна, только вместо высокого забора какой-то низенький заборчик, но это была точно, их школа.
Слева стояла девушка с портфелем в руке, в темном платье в горошек, курносенькая, с двумя смешными косичками, справа - другая девушка, точно в таком же платье, только у нее, кажется, на шее галстук или косынка. А девушка в середине была в какой-то накидке или кофте.
Таня хотела посмотреть надписи на фотографии, но оказалось, что они тоже намертво приклеены к альбому.
Вечером мама пришла с работы, чем-то сильно раздраженная, и на танину просьбу рассказать о том, кто изображен на снимках на последней странице зеленого альбома, как они его называли в семье, внезапно расплакалась, ушла в ванную и долго не выходила.
Таня недоумевала - она же ничего обидного маме не сказала, только просила рассказать про снимки.
Мама вышла из ванной с заплаканными глазами, строго приказала дочке ужинать и делать уроки и ушла к деду в комнату.