Тени грядущего зла
Шрифт:
— Это как? — спросил Уилл.
— Если бы я снова стал молодым, моим друзьям по-прежнему оставалось бы по пятидесяти, шестидесяти лет, ведь так? И я оказался бы навсегда отрезанным от них, потому что не мог бы сказать им, что со мной случилось, правда? А если бы они узнали об этом, они бы возмутились.
Они бы возненавидели меня. Их интересы перестали бы быть и моими интересами, так? В особенности главное, что их беспокоит. Им остались бы болезни и смерть, а мне — новая жизнь. Разве в этом мире есть место для человека, который выглядит на двадцать, а сам старше Мафусаила; и кто мог бы перенести такое? Карнавал не убережет вас от послеоперационного шока. Я держу пари, что шок есть, и больше того! Итак, что же происходит? Вы получаете свой подарок: безумие. Изменение
Уилл что-то пробормотал.
— Что? — спросил отец.
— Мисс Фоли, — простонал Уилл, — о бедная мисс Фоли, они захватили ее в точности, как ты говоришь… Сначала она получила от них то, что хотела, но это испугало ее, ей стало плохо, о, как горько она плакала, папа, как горько; теперь, держу пари, они обещали ей, что ей снова станет пятьдесят, если она выполнит то, что ей велят. Страшно подумать, что они сделают с ней, о папа, о Джим!
— Да поможет ей Бог, — отец Уилла с трудом протянул руку, чтобы отыскать старые портреты участников карнавала. — Ее, вероятно, поместили вместе с уродами. Кто же они? Может, грешники, которые, надеясь на освобождение, так долго странствовали с карнавалом, что приняли образ самого греха? Вот, например, Толстяк — кем он был раньше? Если бы я мог разгадать ту иронию, с какой действует карнавал, взвешивая на своих весах путь грешника, то сказал бы, что раньше он был хищником, охотившимся за всеми видами похоти и вожделения. Во всяком случае теперь он переполнен плотскими удовольствиями. И рядом с ним — Скелет, Тощий Человек, или что бы это ни было, не морил ли он свою жену и детей голодом, духовным и телесным? А Карлик? Был он или не был вашим другом, торговцем громоотводами, всю жизнь проведшим в дороге, он всегда бежал впереди молний и продавал громоотводы, оставляя другим возможность смело глядеть в лицо грозы; неизвестно, почему он соблазнился даровым катанием на карусели; он превратился не в мальчишку, а в спутанный клубок нелепого хлама. Или Предсказательница Судьбы, цыганка, Пылевая Ведьма? Может быть, когда-то она предпочитала жить завтрашним днем, пренебрегая сегодняшним, вроде меня, и была так наказана, обречена гадать о неистовых восходах и ужасных закатах для других. Ты говорил, что видел ее совсем рядом. А Болван? Робкий мальчик? Пожиратель Огня? А Сиамские Близнецы, Боже милостивый, кто они были? Может быть, это воплощенная самовлюбленность? Мы никогда этого не узнаем. Они никогда не расскажут. Мы пробовали угадать и, вероятно, угадали неправильно, наверное, многое не так. А теперь — что нам делать. Куда мы пойдем отсюда?
Чарльз Хэлоуэй разложил на столе карту города и обвел карандашом место, где расположился карнавал.
— Сможем ли мы скрыться? Нет. С мисс Фоли и с таким количеством других людей, вовлеченных в эту историю, никак не сможем. Ладно, тогда как нам их атаковать, чтобы нас не расстреляли с первых шагов? И какое оружие нам выбрать…
— Серебряные пули! — выпалил Уилл.
— Куда загнул! — фыркнул Джим. — Они же не вампиры!
— Если бы мы были католиками, то взяли бы в церкви святой воды и…
— Брось ты, — сказал Джим, — все это чепуха из кинофильмов. В жизни так не бывает. Или я неправ, мистер Хэлоуэй?
— Хочется, чтобы ты был прав, дорогой.
Глаза Уилла яростно сверкнули:
— Ладно. Остается одно — прихватить пару галлонов керосина, спички и сбегать на луг…
— Это противозаконно! — запротестовал Джим.
— Смотрите, кто это говорит!
— Продолжай!
Но тут все замолчали.
Шорох.
Слабый порыв ветра пронесся по библиотечным коридорам и влетел в комнату.
— Парадная дверь, — прошептал Джим. — Кто-то только что открыл ее.
Вдалеке раздался негромкий щелчок. Сквозняк, который только что прошелся по ногам мальчишек и растрепал волосы мужчины, исчез.
— Кто-то только что закрыл ее.
Молчание.
Только огромная темная библиотека со сложными лабиринтами спящих книг.
— Кто-то вошел.
Мальчики приподнялись, тревожно полураскрыв рты.
Чарльз Хэлоуэй подождал, затем тихо сказал лишь одно слово:
— Прячьтесь.
— Мы не можем тебя оставить…
— Прячьтесь.
Мальчишки метнулись в сторону и исчезли в темном лабиринте полок и стеллажей.
Чарльз Хэлоуэй медленно глубоко вдохнул, потом выдохнул, затем заставил себя усесться обратно в кресло, приказал себе опустить глаза на пожелтевшие газеты и стал ждать, ждать, и затем опять… ждать.
Тень скользнула среди теней.
Чарльз Хэлоуэй почувствовал, что душа его уходит в пятки.
Бесконечно долго тень и сопровождающий ее человек шли по коридору. Тень казалась неторопливой и осторожной в своей медлительности, и все же она впилась в Чарльза Хэлоуэя, она терзала его как сыр на терке, рвала и крошила его твердое спокойствие. И когда, наконец, тень дотянулась до двери, с ней вошли не один, не сотня, а тысяча людей, и заглянули в дверь комнаты.
— Меня зовут Дак, — сказал голос.
Чарльз Хэлоуэй разжал кулаки и вздохнул.
— Я более известен как Разрисованный Человек, — пояснил голос и добавил: — Где мальчики?
— Мальчики? — Отец Уилла повернулся, наконец, чтобы рассмотреть высокого мужчину, который стоял в дверях.
Разрисованный Человек принюхивался к желтой пыльце, слетевшей с древних книг, и тут отец Уилла вдруг увидел мальчиков, вышедших из своего убежища и стоявших на свету; он даже подскочил от неожиданности, затем попытался заслонить их собой и остаться один на один с незваным гостем.
Разрисованный Человек сделал вид, что ничего не заметил.
— Мальчиков нет дома, — сказал он. — Оба дома пусты. Какая досада, они пропустят бесплатные представления.
— Мне кажется, я знаю, где они были. — Чарльз Хэлоуэй принялся расставлять книги по полкам. — Черт побери, если бы они знали, что вы здесь с бесплатными билетами, они были бы в восторге.
— Вот как? — улыбка мистера Дака растаяла, как брошенная в огонь розовая парафиновая игрушка. Затем он тихо и мягко добавил. — Я мог тебя убить.
Чарльз Хэлоуэй кивнул, медленно расставляя книги.
— Ты слышал, что я сказал? — рявкнул Разрисованный Человек.
— Да. — Чарльз Хэлоуэй взвесил на руке книги, словно они были его приговором. — Однако теперь ты не сможешь меня убить. Ты слишком приметен. Ты слишком примелькался за это время.
— Прочитал несколько газет и думаешь, что знаешь о нас все?
— Нет, не все. Но достаточно, чтобы испугаться.
— Пугайся, пугайся, — прошипела теперь уже целая толпа мрачных картинок, кишевших под его черной одеждой. — Один из моих друзей, тут неподалеку, может прикончить тебя так, что будет казаться, словно ты умер от самой обыкновенной сердечной недостаточности.
Сердце его бешено заколотилось, Чарльз Хэлоуэй почувствовал, что кровь ударила в виски и ослабели руки.
Ведьма, подумал он.
Должно быть, его губы непроизвольно дернулись, как бы произнося это слово.
Мистер Дак кивнул:
— Совершенно верно, Ведьма.
Чарльз Хэлоуэй продолжал расставлять книги по полкам, и тем сдерживал страшного гостя.
— Ну, что это там у тебя? — мистер Дак прищурился. — Библия? Очаровательно. Так по-детски и так освежающе старомодно.