Тени и зеркала
Шрифт:
Фиенни кивнул; Альен прямо чувствовал исходящие от него волны нетерпения. Настроившись, он придвинул к себе зеркало.
Хотя Отражения легко пользовались магией и без зеркал, они многие века были основой их жизни и главными проводниками Дара. Когда Альен обнаружил у себя способности волшебника и покинул Академию, он был подростком, почти мальчиком, и даже представить не мог, каким разным целям служат зеркала, какие разные оттенки колдовства нужны для них. Но очень скоро он увидел в этом поэзию — может быть, более высокую, чем заключённая в старых книгах и свитках или творимая менестрелями для ублажения лордов и королей.
Конечно, этому способствовало и то, что его учителем стал именно Фиенни.
Зеркала для воспроизведения воспоминаний и событий прошлого существовали в Долине очень давно, но Фиенни первым довёл до конца опыты по их усовершенствованию: он получил уникальное зеркало, в которое любой Одарённый сумел бы вложить ещё и память о никогда не случавшихся событиях — то есть сны и намеренно изменённые воспоминания. Это помогло бы приблизиться к тончайшим материям, о которых маги и учёные Обетованного до сих пор могли только мечтать.
Сосредоточившись на гладкости серебряной рамы и безукоризненной чистоте стекла, Альен старался не думать о том, как это может быть использовано нечистыми руками — например, в людских политических интригах. Неисчерпаемые возможности для подлога и обмана. Его лорд-отец наверняка оценил бы это… Альен вздрогнул от почти физического отвращения.
— Ну же, — тихо поторопил Фиенни. — Неважно, что именно.
Альен взглянул на стекло, где уже роились неясные образы. Он выбрал день, когда отец представил его ко двору в Ти'арге. Когда-то он вообще хотел оставить сына там в качестве пажа… Слава всем богам и духам, что эта участь досталась Мелдону — он был тремя годами младше, но куда лучше подходил для неё…
Альен отпустил своё сознание, позволив ему влиться в неживой предмет; он ощутил пульсацию чар, наложенных Фиенни, и провёл собственную память по уже проторенным каналам — это было так же легко и отрадно, как идти по утоптанной, старой тропе, когда вокруг чаща.
Воспоминание было ярким, поэтому вскоре фигуры в зеркале обрели чёткость и цвет. Воспринятое девятилетним мальчиком, всё казалось слишком большим и до болезненности многоцветным. Зеркало пока не отражало звуки, но Альен помнил и их — невообразимый шум, поразивший его после тишины родных стен и окрестных полей. Играли музыканты (многие — на таких странных инструментах, которых Альен, сдержанно относившийся к музыке, не встречал ни до, ни после этого), шуршали дорогие ткани одежд и портьер, на небольшом обеде, который король давал лишь для самых именитых и близких, звенели изящные приборы… И, конечно, голоса — говорили все и обо всём, говорили непрерывно, так что в волнах слов новичку легко было захлебнуться. Теперь, спустя много лет, Альен мог представить, сколько по-настоящему опасных, губительных слов могло быть сказано там, среди витиеватых фраз. Ти'арг никогда не мог похвастаться ни размерами и изобильной землёй, как Дорелия, ни военной мощью, как северный Альсунг или степное Шайальдэ, но здешний королевский двор по праву считался самым изысканным и учёным в Обетованном — да и как ещё могло быть в стране, столица которой когда-то выросла вокруг первой на материке Академии.
В тот далёкий день Альена свалила лихорадка: в жару и головной боли он бредил мечами рыцарей, огромными гобеленами, душными ароматами духов… И сейчас мужчины в зеркале вновь были снисходительно-равнодушны, а женщины умилялись над застенчивым мальчиком, сверкая белизной зубов. Старого короля Тоальва Альен видел только раз и мельком, так что его образ удалось восстановить трудом. Альен вплёл его, как последний штрих, и открыл глаза, переводя дыхание.
— Замечательно, — пробормотал Фиенни, поглощённый зрелищем в зеркале и явно довольный. — Ты уже внёс искажение? — Альен кивнул. — Я не могу найти. Действительно не вижу. Чудесная работа.
— Смотри на его величество.
Фиенни прищурился — и через несколько секунд расплылся в улыбке.
— Дерзко, надо сказать… Я бы и внимания не обратил. Он тогда ещё мог передвигаться самостоятельно, ведь так?
Польщённый Альен подтвердил это. Действительно, он никогда не встречал короля в нынешнем состоянии — прикованным к специальному креслу на колёсах, которое для него разработали механики из Академии. Болезнь разбила старика лет пять назад, когда Альен уже находился в Долине, вдали от отчего королевства. И сейчас он сознательно подменил его облик, внушив Фиенни правдоподобную иллюзию.
— Ты превзошёл себя. Не зазнайся, — с усмешкой Фаэнто пододвинул зеркало обратно к себе. — Теперь моя очередь. Попробуем со снами.
Он выбрал сон о Кезорре — вероятно, старый, потому что бывал там давно. Образы перетекали друг в друга легко, будто волны одной реки; в очередной раз Альен с белой завистью подумал, что ему никогда не добиться такого уровня, — просто потому, что волшебство у Отражений в крови. В пронзительно-синее небо уходили купола воздушных храмов и дворцов, фонтаны и статуи прятались в кущах южной растительности, смуглолицые люди толпились на узких улочках, прогретых солнцем… Всё там напоминало реальность, но на деле было далеко от неё так же, как в любом сне, — и так же безумно, как во сне любого Отражения. Вскоре Альен понял, что в покой и красоту вмешались нотки тревоги: во сне Фиенни бежал, почти летел по мощёной дороге, и что-то преследовало его.
А потом он увидел, что именно, — и почувствовал, как желудок сжался в комок.
Исполинское, кроваво-красное существо с кожистыми крыльями, со змееподобным телом, покрытым сверкающей чешуёй. Оно парило над крышами домов и превосходило размерами любой из них, почти касалось черепицы брюхом… Фиенни бежал от него, задыхаясь, всё быстрее — а люди вокруг оставались беспечными и даже не удосуживались взглянуть вверх…
Со сдавленным стоном настоящий Фиенни отпрянул от зеркала; Альен заметил, что для этого потребовалось физическое усилие — как если бы его приварило к раме. Разрывать контакт так резко было опасно, но, видимо, сейчас это его не заботило. Он закрыл глаза рукой, точно спасаясь от боли, и порывисто встал.
— Ты никогда не… — начал Альен и осёкся. Его охватил беспричинный страх — а ещё предчувствие беды. Что-то не так.
Фиенни отошёл к узкому окну, за которым застыл промозглый пасмурный день: конец осени в Долине сполна давал о себе знать. Он шире приоткрыл ставни, и порыв ветра ворвался в помещение, разметав бумаги на столе. Потом жадно вдохнул. Альен терпеливо ждал, пока он заговорит.
— Я хотел взять другой сон, — тихо сказал наконец Фиенни. — Такого давно не случалось — чтобы я не мог контролировать… Прости меня.
— За что? — растерялся Альен. — Ничего ужасного я не видел. Разве что…
— Разве что?
— Дракон… Был намного ярче, чем всё остальное. Намного… живее. Зеркала обычно показывают так реальные впечатления. Не сны.
Он напрягся, ожидая ответа. Фиенни горько усмехнулся. Его профиль казался особенно печальным, даже беспомощным на фоне сплетавшихся голых ветвей за окном.
— Живее… Да. Стоит ли лгать, раз я уже себя выдал.
— Но… Как это может быть? Я хочу сказать… — Альен окончательно смешался и тоже встал. — Драконов давно нет в Обетованном, ведь так? Вот уже несколько веков, как последние из них покинули материк… Когда укрепились людские королевства. Много поколений не видело их, только кости находили. Я не прав?