Тени и зеркала
Шрифт:
Все магические заслоны и скрепы — невидимые обычному глазу, а для Альена мерцающие в лесном полумраке — были на месте. Отлично. Значит, можно отправляться.
Альен и Соуш двинулись к выходу из леска — к месту, где тропа расширялась, переходя в заброшенную дорогу. За разросшимися кустами и папоротником был спуск с небольшого холма, и дорога ныряла с него, уходя вдаль по Волчьей Пустоши — такой безлюдной и плоской, словно блюдо, так что Альен мог разглядеть отсюда место, куда собирался.
Путь был недалёк, но он торопился: слишком уж не хотел кого-нибудь ненароком встретить. Вскоре он заметил, что даже Соуш с трудом поспевает за ним, и с досадой пошёл медленнее. Небо
Кладбище бедняков находилось вдалеке от поселений Волчьей Пустоши, что было вполне логично: во всех уголках мира Альен встречал у людей одинаковый брезгливый страх перед смертью. Все они стремились отодвинуть её от себя, притворялись, что она к ним не относится. Когда-то он и сам поступал так же — до того, как слишком многое изменилось…
Плоские, грубо обтёсанные камни торчали из сухой, заросшей бурьяном земли вперемешку с деревянными чурбаками. Альен толкнул калитку в частоколе и привычным движением раздвинул траву, которая кое-где доходила ему до пояса. И не оборачиваясь, он знал, что Соуш идёт за ним след в след.
В тишине раздался пронзительный крик, и что-то маленькое, полосатое метнулось ему под ноги; Альен отшатнулся, но сразу понял, что задел ногой задремавшую бродячую кошку. Их тут было множество — и, пожалуй, они, да ещё хищные птицы, составляли большую часть посетителей кладбища. Следы хоть какого-то ухода виднелись лишь на нескольких могилах — статуэтки четырёх богов, мисочки с подношениями покойным, засохшие полевые цветы — и в основном это были, разумеется, более или менее свежие захоронения. Ещё бы: могила крестьянина из Пустоши — не родовой склеп лорда, за которым будут следить поколения слуг. От гроба, сколоченного из подгнивших досок, скоро ничего не останется, и даже имя, вырезанное единственным грамотеем в округе, через пару лет нельзя будет прочесть.
Альену всегда казался нелогичным ти'аргский обычай хоронить мёртвых: в Дорелии, в Альсунге, даже в Кезорре тела по традиции предавали огню. Возможно, это было связано с особым почитанием Дарекры — богини земли и ночного мрака — по сравнению с огненным Шейизом. Впрочем, он никогда не занимался вплотную местными поверьями. Мелдон, например, в детстве обожал играть со слугами и крестьянскими детьми, отличались этим и другие братья Альена — но только не он сам. Не видел он в них ничего, кроме немытых шей, грязи под ногтями и раздражающей тупости.
Соуш отвлёк его от сумбурных мыслей, многозначительно замычав. Альен и не заметил, что они на месте: ноги сами принесли его, куда нужно.
Эта могила, совсем на отшибе, появилась недавно, но надгробную надпись уже изрядно подточили жуки. Пока за ней следили: чьи-то заботливые руки оставили на земле ломоть хлеба, лишь слегка тронутого плесенью, и дешёвый медный медальон. Альен присел на корточки и потянул шнурок кончиками пальцев; на медальоне было, естественно, примитивное изображение Дарекры — горбатой старухи с большим животом, в каждой руке у которой лежало по булыжнику. Он скептически хмыкнул: простонародье любит такие вещицы, хотя на ярмарках в Пустоши медальоны с красавицей Льер явно пользуются большим спросом…
Альен поднялся, отряхиваясь, и кивнул Соушу. Он сознательно не стал вчитываться в имя покойного; годами выработанное чутьё подсказало ему, что это пожилой мужчина, ушедший своей смертью, без насилия и, скорее всего, без долгих страданий. Этого было более чем достаточно. Во время первых
Соуш знал, что делать. Он откупорил одну из фляжек, и струйка багряной ароматной жидкости облила свежевскопанную землю. Это было вино. Альен забрал вторую флягу — с козьей жертвенной кровью — и закрыл глаза, опрокидывая её над могилой.
Волна пьянящей тёмной силы ударила его в грудь, прошлась жаром по нервам. Он опустился на колени, скользя над землёй ладонью, улавливая её неслышный гул. Он знал, что там, внизу, под пластами почвы, останки крестьянина содрогнулись, влекомые чем-то более могучим и страшным, чем жизнь. То же самое неназывамое нечто тащило вниз его самого, тянуло к земле — к костям, корням, вечному холоду. Альену не надо было поднимать голову, чтобы ощутить, как сбиваются в стадо толстобокие тучи.
В его протянутую ладонь лёг белый колышек: Соуш дождался нужного момента, и Альен удовлетворённо отметил, что на этот раз его рука совсем не дрожит. Он воткнул колышек в то место, где вино и кровь слились в одну тёмную лужицу, и почувствовал связь, разорвать которую не сумело бы ничто в мире. Альен встал, зная: где бы он ни был теперь — эта могила притянет его назад, и так будет, пока он не исполнит задуманное.
— Можешь идти, Соуш, — сказал он, спокойно глядя на побледневшего здоровяка. — Мы вернёмся сюда ночью.
Ещё будучи шагов за сорок от Домика-на-Дубе, Альен понял: что-то не так. Внешне всё осталось по-прежнему: стояла тишь, и серое небо проглядывало в холодной пустоте между ветвями. Но разум Альена был переполнен магией, а по венам бежали дурманящие снадобья, так что каждый оттенок и шорох воспринимался болезненно чётко. Он замер и потянул носом воздух. Незнакомый слабый запах — смесь дыма от костра, дешёвого мыла и почему-то старой бумаги. Вон там, у корней — потоптанный гриб, а с валуна у тропы кто-то спугнул ящерицу… Что ж, незваные гости.
Альен совершенно не чувствовал страха — скорее удивление и интерес. «Чернокнижник из леса», «упырь», «колдун», да и просто «чокнутый» — как его только не величали честные жители Волчьей Пустоши; он уже несколько лет не мог представить, что кто-нибудь из них вот так запросто залезет к нему в дом. Хоть какое-то разнообразие в жизни.
Стараясь ступать неслышно, Альен вскарабкался наверх; дверь была приоткрыта, и он боком протиснулся внутрь, задерживая дыхание…
— Здравствуй, старина, — донеслось из комнатушки на чистом языке Отражений. — А я-то надеялся тебя застать.
Альен вздрогнул, ощутив укол боли в груди — неприятной и нудной, похожей на зубную. Голос был знаком ему — и это обнадёживало, — но напомнил слишком о многом… Тихо и сдержанно — именно так говорит прошлое.
— Нитлот… — он вошёл, оказавшись в пятне света из открытого окошка. Гость поднялся из-за стола ему навстречу, неуверенно улыбаясь — улыбка у него всегда была немного жалкая, это Альен хорошо помнил. Серые глаза навыкате, большая, наголо обритая голова на тонкой шее, оттопыренные полупрозрачные уши — не узнать Нитлота было трудно: своей неприглядной внешностью он выделялся даже среди Отражений, которые и в общем не славятся яркой красотой. Довершали картину желтовато-бледная кожа, тщедушное тело книжника в засаленном коричневом балахоне и обкусанные ногти на костистых пальцах. Нитлот странно и чужеродно выглядел тут, возле вещей Альена, его постели, его книг, записей, очага с котелком… Альен напомнил себе, что должен бы обрадоваться, но не почувствовал ничего, кроме обречённой досады, как внутри кошмарного сна.