Тени и зеркала
Шрифт:
— Подождите, объясните получше… Меня судят за кошелёк господина Телдока, разве нет?
— Судят, судят… — не ослабляя хватки, стражник хрюкнул от смеха и завозился ключом в замочной скважине; раздался жуткий скрежет. Ривэн встревожился всерьёз.
— Но ведь больше никаких обвинений нет?… Меня поймали этой ночью у Ви-Шайха, я не имею отношения к Гильдии…
— Да все вы так говорите, — ответил стражник демонстративно скучающим голосом, выталкивая Ривэна в коридор. — Как ты тогда понял, ворюга, про какую Гильдию речь?…
И вправду прокололся… Ривэн запоздало прикусил язык.
Стражник
— С ночи, на допрос к милорду, — сказал провожатый Ривэна, не скрывая отвращения в голосе. Стражники посмотрели на него без всякого интереса; один из них, полноватый и вполне безобидный на вид, широко зевнул.
— Заводи, всё готово… Когда там уже смена караула?
— А тебе лишь бы дрыхнуть, Гвей… Рано ещё. Видишь, с ночными до сих пор не разобрались.
— Посидел бы тут сам на ночь глядя, посчитал пауков — не так бы заговорил…
— Да и не только пауков, — многозначительно добавил второй стражник; Гвей недовольно шикнул на него. «Луковичник», как мысленно нарёк его Ривэн, презрительно закатил глаза.
— Хотите сказать, опять призраков видели?… Меньше надо глотку мочить в погребе его величества… Открывайте, некогда мне тут с вами.
Сослуживец Гвея встал и потянулся, расправив затёкшую спину, а потом открыл низкую деревянную дверцу — она пряталась в такой густой тени, что Ривэн сначала не заметил её.
Все трое явно ждали, что он войдёт, и смотрели на него с немым приказом «Пошевеливайся». Ривэн, красочно вообразивший десятки пыточных орудий, прямо-таки почувствовал, как на спине выступает холодный пот. Он сделал обречённый шаг, затем ещё один…
За дверью была не пыточная и даже не жбан с ледяной водой, а крошечная купальня. Не общая баня, к которой Ривэн привык в приюте: посреди деревянной комнатки гордо стояла настоящая медная ванна с витыми ножками, и от горячей воды шёл пар. На широких бортиках кто-то разложил кусок мыла, мочалку и прочие купальные принадлежности, а на вбитом в стену колышке висел полотняный халат, под которым притулилась стопка одежды.
Ривэн медленно выдохнул и сглотнул комок в горле. Либо мир сошёл с ума, либо ему что-то подмешали в вино у Ви-Шайха. Это не может быть правдой.
— Ну, чего встал-то? — гаркнул «луковичник» у него из-за спины. — Особое приглашение нужно? Полезай мыться, только быстрее.
— Но как же… — промямлил Ривэн, нерешительно оборачиваясь. Пухлый Гвей смилостивился и пояснил:
— Перед разговором с милордом Заэру всем надо приводить себя в порядок. Ребят вроде тебя он допрашивает у себя в кабинете, а во дворец не поднимаются в таком виде.
«Точно, тюрьма ведь под дворцом… Боги, я же во дворце короля», — вдруг дошло до Ривэна.
— Ребят вроде меня?…
— Рано, не распускай язык, — одёрнул Гвея «луковичник» и взялся за дверную ручку. — Ворюга, видно, стыдливый попался. Чтобы через пять минут был готов!
Дверца с визгливым скрипом захлопнулась, и ошарашенный Ривэн остался один на один с ванной.
Когда Ривэн вымылся и переоделся (к слову, штаны, рубаха и лёгкая куртка были чистыми и почти ему впору, разве что чуть длинноваты; он решил, что это одежда для слуг), «луковичник» потащил его «наверх» — то есть по лабиринту угрюмых коридоров и узких лестниц. Их было так много, что подземелье казалось бесконечным — но тем неожиданнее и приятнее стал переход в нормальное пространство. За одной из дверей их встретил коридор с чёрным ковром на полу — таким же, как у Ви-Шайха, если не мягче, — и стенами, задрапированными зелёным с золотом тканью. Ривэн сдержал восхищённый вздох…
Но ещё через несколько шагов понял, что сдерживаться бесполезно: таких вздохов здесь заслуживало едва ли не всё. Широкий коридор утопал в золотистом свете восходящего солнца, который пропускали высокие стрельчатые окна в изящных рамах; шторы с тяжёлыми кистями были уже раздвинуты чьей-то услужливой рукой. Судя по всему, это был просто проходной коридор, один из многих, однако на подоконниках стояли свежесрезанные садовые цветы в хрустальных вазах — с лепестками, ещё влажными от росы. Половину другой стены занимала огромная картина — безмятежный морской пейзаж. Синяя сверкающая даль словно шла живой рябью, переливалась настоящими бликами; Ривэн, никогда не видевший моря, даже забыл на пару мгновений, что его ведут на допрос. Стражник насмешливо хмыкнул, покосившись на его лицо, но ничего не сказал.
Дальше всё стало ещё лучше — или хуже, это как посмотреть. Коридоры и залы сменялись, соперничая друг с другом красотой и роскошью; перетекали друг в друга цвета стенной обивки и ковров, картины и гобелены, мраморные скульптуры и напольные вазы в уютных нишах. Попадалась мебель тонкой работы — кресла, диваны и маленькие столики; ножки обычно изображали когтистые львиные лапы, подлокотники покрывала позолота. В сочетании с красным или чёрным деревом всё это смотрелось до неприличия великолепно; Ривэн ощущал лёгкое головокружение от алчности, смешанной с восторгом.
Лестницы встретились явно только боковые, не для господ — но и на них шаги скрадывали ковровые дорожки, а по перилам вились орнаменты то из птиц, то из виноградных лоз. Один из залов почти весь заполнялся большим фонтаном: семь водяных шапок, негромко журча, вливались в бассейн с бортиками из крапчатого камня, и на поверхности воды плавали розовые лепестки. В остальном же всюду царили приглушённый свет и тишина — хотя несколько раз им встретились слуги, быстрые и бесшумные, точно тени: мальчишки-близнецы с полным ведром, полная опрятная женщина со стопкой выглаженных простыней, девушка, проворно смахивавшая пыль… Все они молча кивали стражнику, а на Ривэна смотрели, как на пустое место, невозмутимо продолжая заниматься своими делами.