Тени и зеркала
Шрифт:
— Задай вопрос попроще, — горько усмехнулась Гаудрун. — Всё, что я знаю, — мне нужно скорее вернуться. Вот это, — она снова приподняла крыло, и на этот раз Тааль заметила, что это не даётся ей так безболезненно, как она стремится показать, — было очень не вовремя. Пока я тут отсиживаюсь и жирею на ваших припасах, от моего гнездовья может остаться один пепел… Ты понимаешь?
Тааль честно попыталась вообразить себя в таком же положении, но не смогла. Это было слишком ужасно, чтобы представить.
— Я поговорю с другими — попрошу собрать Круг, — пообещала она. — Мы не бросим вас в беде.
Гаудрун не выразила радости — или даже просто благодарности.
— Лучше придумай
— Нет, что ты! — с жаром возразила Тааль. — Ведающий обязательно бы…
Её окликнули с высоты; потом ещё раз, громче, по-ястребиному пронзительно — такой крик означал срочный призыв. Тааль вскинула голову: к ступеням целителей широкими кругами спускался Гвинд. Его крылья взметались с такой судорожной частотой, что Тааль поспешно извинилась перед Гаудрун и, подобравшись, вспорхнула ему навстречу.
— Тааль, скорее! — выдохнул он, едва они сблизились. — Делира…
Делира — это было имя её матери, «гимн вечерней звезде». Не дослушав, Тааль понеслась к гнезду так, что крыльям стало больно от сопротивления воздуха, хотя стояло почти полное безветрие. Ступени и развороты Лестницы словно обрушились на неё градом камней. Ещё примерно семь взмахов, ещё шесть, ещё пять…
Высокое, напряжённо-горестное пение сразило ей слух. Голос матери, искусной певицы, выводил переливы скорбного рыдания — так, точно её сердце разрывалось от тоски в каждой ноте. Она сидела посреди гнезда, склонившись над чем-то маленьким, а отец Тааль зарылся клювом в её светлые волосы, и слёзы стекали по этому клюву.
Тааль приблизилась, уже зная, что увидит там. Яйцо, снесённое матерью, появилось растрескавшимся, с тёмно-красной скорлупой, изъеденной пятнами болезни. «Проклятием с неба» называл такое народ майтэ — ибо каждой семье и без того суждено иметь не больше трёх выводков…
Привлечённые плачем Делиры, к их гнезду слетались сородичи, чтобы по обычаю разделить её горе. Но Тааль, вслушиваясь в прощальную песнь матери, вдруг подумала совсем о другом.
Пятна, покрывавшие то, что могло стать ей сестрой или братом, были так похожи на болезнь Леса.
ГЛАВА VII
В жизни Альена было немало мест, где он крайне не любил находиться, и людей, с которыми крайне не любил разговаривать. Так уж повелось: терпимость не входила в число его достоинств (если они вообще существовали, в чём он регулярно сомневался). А в случаях, когда такие люди и места атаковали в союзе, ему и вовсе хотелось лезть на стену, оставляя борозды от ногтей.
Ближайшая к Домику-на-Дубе деревенька вольных людей (Альена всегда забавляло это словечко: на ти'аргском «вольный» значило всего-то «не присягавший никакому лорду»), откуда был родом Соуш, входила в число подобных мест. Унылое, вымирающее захолустье в дюжину дворов, каждое лето страдавшее от проливных дождей, а каждую зиму — от снежных заносов с гор, носило гордое имя Овраг Айе; местные жители, впрочем, часто из особой любви называли деревню Овражком. Альен в первое время после приезда даже интересовался здешней историей, но всё, что он сумел раскопать, — что раньше неподалёку действительно был большой овраг, а одного из первых деревенских голов звали Айе. Родом он был, согласно местным легендам, то ли из Феорна, то ли из Дорелии, и многое сделал для процветания деревушки, в те годы богатой и изобильной; Альен бы не удивился, окажись он просто-напросто скрывавшимся волшебником
Нынешний деревенский голова Альена не жаловал, причём более чем взаимно. Возможно, отчасти это была обоснованная неприязнь (будучи на его месте, Альен и сам бы отнёсся к себе по меньшей мере подозрительно), но такой откровенной вражды она не извиняла. Осанистый, но склонный к полноте, с красным лицом и мясистыми пальцами, Кэр по прозвищу Леворукий (была у него такая особенность, заметная и на фоне обычно безграмотного населения Волчьей Пустоши) вызывал у Альена отвращение даже своим обликом, не говоря уже об остальном.
Кэр был рачительный хозяин и уважаемый в округе человек; он владел единственной в деревне лавкой, якшался со всеми заезжими торговцами и, что уж греха таить, подворовывал из общих денег и налогов; истово молился всем четырём богам, ненавидел всех дорелийцев, альсунгцев и южан, а особенно — Отражений и магов, зато любил при случае блеснуть преданностью королю Тоальву. К студентам Академии и вообще к науке относился с недоверием, хотя сам сносно читал и писал; по праздникам любил выпить, и тогда, если верить слухам, крепко доставалось его отрешённой, запуганной жене. Сыновей он мечтал пристроить в столице, а дочерей — выдать за писцов, купеческих детей или хотя бы замковых слуг. Много ел и спал, много разглагольствовал о прошедшей войне с Альсунгом, хотя сам боялся даже вида оружия и доспехов, а также о земледелии, хотя сам никогда не работал в поле.
В общем, голова Овражка в дородном теле и плутоватом умишке собрал все черты, которые Альен не переносил. Трудно было представить что-то более противоположное ему по образу мыслей и жизни.
И теперь Альен, превозмогая себя, подходил к его дому — добротному, из красноватых сосновых бревён, резко отличавшемуся от соседних жалких избёнок, которые походили скорее на большие курятники. К дому пристроилась целая усадьба: сарай, хлев, засаженный огород и даже подобие небольшого садика с фруктовыми деревьями; на заборе под скудным солнцем сушилось какое-то тряпьё, а калитка была гостеприимно приоткрыта. Дорогу Альену перебежало стадо гогочущих гусей, за которыми, повизгивая от смеха, неслись чумазые, полуголые деревенские дети; Альен поморщился и, подойдя, взялся за дверное кольцо. Он долго ждал отклика — и, пока ждал, успел заметить, что на кособокое пугало натянуто полинявшее полотнище со львом, гербом Дорелии… Что ж, Кэр по-прежнему верен себе.
Ему открыла полная белокожая женщина — вполне миловидная, но с тупым и неподвижным взглядом. Альен догадался, что это жена Кэра, хотя уже не помнил, как она выглядит: слишком давно не приходил сюда.
— Господин голова дома?
— Отдыхает. Зайди позже, — с чуть шепелявящим горным акцентом ответила женщина и, широко зевнув, попыталась закрыть дверь. Альен осторожно удержал её.
— Не могу, это срочно, а я иду издалека. Впустите, пожалуйста.
— Он отдыхает, велел не беспокоить, — с недоумением повторила она. — Зайди к вечеру, он всегда спит после обеда…
— Я Альен Тоури, — применил он отчаянный способ. Женщина сразу отпустила дверь и шагнула назад.
— Колдун из леса? — тихонько спросила она, отчего-то заливаясь краской. Альен просто кивнул, решив не вдаваться в объяснения. — Тогда подожди, я сейчас…
Она скрылась в доме, и скоро оттуда донёсся недовольный заспанный бас. Юркий мальчишка лет десяти — один из многочисленных Кэровых детей — громким шёпотом пригласил Альена зайти, разглядывая его с нескрываемым любопытством, а потом сразу шмыгнул на улицу — видимо, докладывать приятелям о необыкновенном госте.