Тени и зеркала
Шрифт:
Конгвар переборщил с каким-то южным вином, но больше был пьян от присутствия Хелт. Незадолго до полуночи, когда снег под луной стал похож на расплавленное серебро (ночь была ясная и морозная), он впервые узнал вкус её губ. И окончательно потерялся в колдовстве, которому не знал имени.
…На следующее утро после погребения Хордаго Хелт стояла в одном из открытых переходов Чертога — того, что отделял женскую половину от мужской. Конгвар увидел её из окна своей спальни — застывшую, как изваяние, вцепившуюся затянутыми в шерстяные перчатки пальцами в занозистые перила — и спустился, точно его кто-то окликнул по имени.
— Дым в воздухе, — произнесла она, и облачко пара собралось вокруг узкого подбородка. Конгвар взглянул сверху вниз на резкую линию этого подбородка, на ровный пробор в золотых волосах, видневшихся из-под капюшона, и вместо прежней страсти почувствовал жгучую, какую-то звериную тоску.
— Дым? — переспросил он, прочистив горло, и встал с ней рядом. Во дворе кололи дрова для очага в трапезной; топор мерно вздымался и опадал в мощных руках черноволосого раба-миншийца, и удары далеко разносились в прозрачном воздухе. Топорище отразило белизну снега, сверкнув Конгвару прямо в глаза, и почему-то он вспомнил лицо отца, обезображенное смертью… А ещё — рассказ Дорвига о волшебной твари, пошедшей против своего хозяина.
Кажется, и впрямь что-то в мире не так, раз магия выходит из-под контроля, а великих людей травят прямо на пирах.
В том, что отца отравили, Конгвар не сомневался, хоть королевский лекарь и уверял, что Хордаго давно подводило сердце. Более того — он даже не сомневался в том, кто именно это сделал.
— Дым от костра, — Хелт наконец взглянула на него — с обычным оскорбительным равнодушием. — Он ужасно чадил, и всё теперь им пропахло. Ты разве не чуешь?
Конгвар покорно потянул носом, но не почувствовал ничего, кроме холода и тонкого, еле уловимого травяного аромата. Хелт никогда не пользовалась южными духами или маслами, так что для него так и осталось загадкой, откуда на ней берётся этот исключительный, ей одной присущий запах.
— Нет. Тебе кажется, — он осторожно дотронулся до её расшитого рукава на предплечье — их явно никто не видел, и это вполне можно было принять за жест братского утешения. — Костёр был далеко отсюда, и всё давно выветрилось.
— Кажется… — Хелт странно улыбнулась, как бы через силу растянув тонкие губы. — Я ощущала его даже ночью, в своих покоях. Повсюду этот дым. И копоть, — проводив глазами топор миншийца, она снова подняла их на Конгвара — и он увидел, как чуть расширились её зрачки, поглощая безукоризненную голубизну. — Твою коронацию уже назначили?
Конгвар вздрогнул — ему неприятно было слышать от неё такой прямой вопрос. Взглядом он спросил, означает ли это, что они могут говорить совсем откровенно. Хелт наклонила голову.
— Пока нет, но сегодня собирается Совет. По меньшей мере пол-луны должно пройти в трауре… — он помолчал; язык точно истыкали иглами, и слова ни в какую не шли. — Ты обещала мне.
Хелт не ответила — только строптиво повела плечом, сбрасывая его ладонь.
— Ты давала слово, что не сделаешь этого.
— Я не давала слова. Ты знал, что я хочу этого, и знал, что могу, — Хелт помолчала. Конгвар понял, что кусает губы, как подросток, и просто не может смотреть на неё. Через двор прошли, бранясь, две кухарки — одна толстая, другая костлявая; обе казались измученными вознёй с поминальным
О да, как всегда, Хелт была права. Так всё и получилось. Только он понятия не имел, как теперь с этим жить.
Пересилив боль, стыд и отвращение, Конгвар спросил прямо:
— Кто подмешал яд?
— Какая разница? — Хелт — красивая, царственная, слабая женщина — сказала это совершенно спокойно, даже со скукой в голосе. — Это мог быть почти кто угодно, разве нет?… Не я сама, уж конечно.
— Разница есть, — подавить гнев оказалось сложнее, чем всё остальное. — Со мной под одной крышей живёт убийца моего отца, а ты хочешь, чтобы я не знал его имени?
— Ты знаешь имя. Хелтингра Альсунгская, — она опять улыбнулась — на этот раз с вызовом. — Можешь приказать схватить меня прямо сейчас, король Конгвар. Меня могут казнить под твоими окнами как изменницу. Что же ты медлишь?
— Прекрати, — тихо попросил Конгвар. Он ненавидел её за это глумление — и себя за то, что терпит его. — Я не имел в виду тебя. Мне нужен виновный. И не только мне. Слишком многие видели, как это случилось.
— И слишком мало кому действительно надо разбираться в причинах, — Хелт с насмешливым удивлением покачала головой. — Как в мужчине, воине выжила наивность мальчика?… Виновна я, Конгвар — и, может быть, ещё ты. Не ищи других, этим ты не спасёшься.
Конгвар провёл ладонью по лбу, и на ней осталась липкая испарина. Кажется, начинается лихорадка — немудрено.
— Это должно было случиться, — невозмутимо продолжала Хелт, и прекрасные глаза сверкали жестокостью снежного барса перед прыжком. — Мы оба знали это. Хватит дрожать, словно запуганные дети. Мы хотим одного и того же.
— Нет. Я до сих пор не понимаю, чего ты хочешь.
— Всё ты понимаешь, — Хелт наклонилась к перилам, подула на них, и участок дерева покрылся тонким слоем позолоты — как если бы на нём осела невидимая раньше пыльца. Конгвар в ужасе схватил Хелт за плечи и слегка встряхнул:
— Прекрати! Сумасшедшая, если бы кто-нибудь…
— Узнал, что я владею магией? — Хелт выгнула бровь, коротко усмехнувшись ему в лицо. — И что же? Нет теперь ни моего мужа, ни твоего отца, чтобы преследовать волшебников в Альсунге. Новые времена настали — привыкай… — Конгвар отпустил её и шагнул назад. Одного усилия, одного удара или сжатия пальцев на горле хватило бы ему, чтобы сломать её — такую хрупкую, такую озлобленную… Он много раз представлял себе такое усилие, но постоянно уходил побеждённым. — Я всего лишь показала, что хочу короны для тебя. Твоего величия, твоей славы. Ты должен быть правителем Обетованного — ты, а не ти'аргский король-калека или дорелийская безвольная рыбина.
— Правителем Обетованного… — повторил Конгвар, примеряя к себе звучание этих слов. Ничего не проснулось в нём, кроме ужаса и презрения к себе. — Правитель, блудящий с женой брата. Правитель, причастный к гибели отца… Что ты сделала со мной?
— Всего лишь указала тебе верный путь, — раздался утробный звук рога — первый из трёх сигналов к началу Совета. Первого Совета, открывать который Конгвару придётся самому. — Иди же, любовь моя, — в приятном голосе Хелт проскользнули змеиные, шипящие нотки. Конгвар не верил ей — никогда, ни мгновения во все эти годы она не любила его. — Совсем скоро все наши мечты станут явью.