Тени и зеркала

Пушкарева Юлия Евгеньевна

Ривэн, улыбаясь до боли в скулах, расспрашивал их, хвалил то товар, то плащ или новые сапоги, показывал интересные места города. Травил, конечно, байки о знаменитом морском чудовище королевы Хелт, которого на самом деле в глаза не видел. Здесь это, кажется, стало уже особым способом заработка… Студенту Ривэн ещё и платил за выпивку в тавернах, и делал скорбное лицо, когда он сетовал на погром в местной библиотеке, учинённый альсунгцами. Всё это, в сущности, было нетрудно.

Конечно, он приворовывал — просто не мог себе в этом отказать, да уже и не хотел. В этом не было пока острой необходимости, но в Хаэдране Ривэн чувствовал себя,

как голодный, дорвавшийся до пира. К тому же он не откопал никаких сведений об организованной гильдии воров вроде энторской — а значит, был совершенно свободен в действиях. Скорее всего, местные воры сбежали отсюда ещё до штурма, ощутив запах жареного. Они всегда поступают так.

Мы, с нажимом поправлял себя Ривэн. Мы всегда поступаем так.

Однако главное, что он делал, — ждал. Никогда не подводившее лисье чутьё подсказывало Ривэну, что все эти возможности добраться до вожделенной диадемы, которая даже сниться ему начала, — далеко не всё. И он был прав.

Главное из новых знакомств состоялось совершенно случайно. Ривэн потягивал эль в общем зале своей гостиницы после «трудового» дня, когда туда ввалился отряд альсунгцев — по их меркам, даже не пьяных, а лишь слегка навеселе. Хозяин, протиравший стаканы за стойкой, ощутимо напрягся, но они только мирно поскидывали оружие на скамью у входа и расселись за самым большим столом, требуя еды и выпивки. Болтали на своём жутком языке, часто смеялись, а когда появилась дочка хозяина — симпатичная девчонка, у которой Ривэн успел урвать пару поцелуев, — даже не проявили никакого интереса.

— Что это с ними? — шепнул Ривэн хозяину, кивая на верзил, спокойно уплетающих щуку и морковный пирог. Хозяин пожал плечами, и его толстые красные щёки дрогнули от ухмылки; с Ривэном они общались на какой-то несуразной смеси дорелийского и ти'аргского — второго Ривэн кусками нахватался за время странствий.

— Говорят, у них сегодня какой-то свой праздник… В честь бога зимы, что ли. Все какие-то подозрительно тихие.

И правда: Ривэн вспомнил, что днём видел альсунгцев прямо на улицах с бутылками медовухи и сушёными фруктами — всем, что они обычно демонстративно презирали, считая лакомствами южан. Южанами для них были, похоже, все южнее Северного моря, и это слово служило почти ругательством. Чуть позже альсунгцы в зале даже затянули, обнявшись, какую-то унылую песню — и, покачиваясь, дёргали друг друга за косы. Косы у них носили все воины, так что это тоже, видимо, носило какой-то ритуальный смысл.

Но Ривэна заинтересовало совсем не это.

На груди одного из альсунгцев — молодого курносого здоровяка с очень светлыми глазами — он заметил нашивку: белая чайка на синем поле. Ривэн уже знал, что это — личный знак королевы Хелт. Значит, воин из её охраны.

Сердце у него забилось чаще. Вот оно.

И, почти сразу не выдержав, Ривэн сделал то, чего в других обстоятельствах не сделал бы никогда. Подсел к альсунгцу с нашивкой и заговорил с ним. По-дорелийски. Это был порыв вдохновения — будто невидимая сила тащила за руку. Но Ривэн понимал: одно неверное движение, неосторожное слово — и он бесславно закончит свои дни прямо под этим столом. Гул разговоров в зале как-то незаметно затих: постояльцы таращились на Ривэна со смесью любопытства и ужаса. Дочка хозяина, подливая кому-то эля, тихо ахнула.

Ощущая себя под этими взглядами кем-то вроде рыцаря на турнире, Ривэн поздоровался и положил перед альсунгцем здоровенное зелёное

яблоко, которое сам планировал сгрызть на сон грядущий. Стащил у зеленщицы, естественно — уж денег на яблоки он никогда не тратил. Здоровяк недоумённо смотрел то на яблоко, то на Ривэна. Его товарищи хмурились.

— Подношение вашему богу, — пояснил Ривэн, не прекращая улыбаться. — В честь праздника… — всё то же угрожающее молчание. — Ну… Если он вдруг любит кисленькое.

И тогда здоровяк с чайкой фыркнул от смеха, а потом, не удержавшись, расхохотался. Ривэн с облегчением выдохнул.

— Бог зимы питается только кровью, смёрзшейся в жилах от холода, — выдавил он сквозь смех на чистом дорелийском. — Но спасибо, он ценит любые дары, — другой альсунгец, постарше, тоже расплылся в улыбке (хотя явно ни слова не понял) и сказал что-то здоровяку с чайкой, пихнув его локтём. — Как твоё имя, мальчик? — спросил тот. Ривэн оскорбился.

«Мальчик — потому что брею бороду? Да ты меня года на три старше, шкаф!» — презрительно подумал он, но представился крайне льстивым тоном и добавил:

— Я всегда мечтал познакомиться с воином из личной охраны её величества. Слава о вашей доблести уже докатилась до моей страны.

— Ну, не стоит трепать имя Двуры Хелт по кабакам, — серьёзно заметил здоровяк, но тут же снова улыбнулся и подвинулся, давая Ривэну место. — Но я бывал в Дорелии, и мне понравилось там. Были бы все там так же разумны, как ты… Меня зовут Уддин, сын Бьольда. А в охране Двуры я потому, — тут он с гордостью выпятил грудь, и Ривэн облизал губы, предвкушая приступ пьяного альсунгского хвастовства, — что был другом самого короля Конгвара и его товарищем в боях… Он и погиб на моих глазах, представляешь?

Уддин тоскливо вздохнул, а его светлые глаза даже подёрнулись влагой.

«Спасибо, небо, — до странности невозмутимо подумал Ривэн. — О, спасибо большое, это же просто чудо…».

— Пить с нами! — прорычал по-ти'аргски ещё один альсунгец, кровожадно насаживая на нож злополучное яблоко. А потом кто-то водрузил перед Ривэном прямо-таки гигантскую кружку. Настолько гигантскую, что он понял: ночь предстоит долгая.

* * *

— Но это будет, клянусь морем, единственный раз, — повторил Уддин, взбегая по ступеням к высоким дверям ратуши. Его кольчуга сурово позвякивала при каждом шаге, а начищенные поножи, отражая блеск робко выпавшего снега, слепили глаза. — Понял меня?

— Конечно-конечно, — с жаром подтвердил Ривэн, труся следом. Как только они приблизились к стражникам, он наклонился, якобы чтобы почесать нос, и предусмотрительно прикрыл лицо. Уддин прошептал что-то на ухо каждому из стражников — видимо, пароль, — а потом кивнул на Ривэна и коротко сказал что-то по-альсунгски. «Он со мной» или нечто похожее.

Ривэн покрепче прижал к груди мешок с ворованными мехами. Если всё пройдёт, как надо, он будет счастливейшим из смертных. А если нет — умрёт.

Ну ничего, утешил себя Ривэн, сверля взглядом широкую спину своего проводника. По крайней мере, у него теперь есть здесь приятель — авось заступится и попросит для него казни побыстрее… Что там самое гуманное у альсунгцев — кол, сожжение заживо?

Шутка, даже в мыслях, получилась неудачной. Ривэн поёжился, как от сквозняка.

Уддин вёл его совсем недолго, и Ривэн тщательно запомнил дорогу: поворот направо, потом — до конца узкого коридора и два лестничных пролёта наверх. Всего-навсего.