Тени кафе «Домино»
Шрифт:
– Кто же это, если не секрет?
– Полковник Мартынов.
– Действительно, многоопытный господин. Мы его так и не нашли.
– И не найдете.
– Почему?
– А потому, что были люди, преданные режиму, а были те, кто ему только служил. Преданные сбивались в кучки, планировали заговоры и испарялись, а служивые находили себе другого хозяина.
– Любопытно, а знаете, гражданин Штальбург, что мы делаем с секретными сотрудниками Охраны, особенно такими, как Вы, получавшими высшую зарплату, награжденными
– Хочу уточнить – с мечами, то есть за военные заслуги.
– Это не важно.
– Вам нет, мне да. А что Вы делаете, я знаю. Отправляете в гараж. Как поется в одной милой шансонетке:
«А третий был штабс-капитаном,
И был он направлен в гараж,
И там был наказан наганом,
За Врангеля и шпионаж»,
– Любопытно, – усмехнулся Манцев, – Вы что, не боитесь смерти?
– Смерть наиболее естественная форма человеческой жизни. Она неотвратима, боятся ее люди счастливые, нашедшие свое предназначение. Я же живу иначе, так что совершенно не боюсь ее потерять.
Манцев изумленно посмотрел на Штальберга, он понял, что этот человек говорит правду.
– Жалею об одном, – продолжал Штальбург, – как говорят на бегах «угадал приличную сумму, а потратить не смог».
– Как знать, как знать. А где Вы, Борис Борисович, угадали, как Вы говорите, такие деньги? Уж не у Саблина?
– Именно.
– Никак в картишки рискнули?
– Зачем, продал ему безобидную для пролетариев информацию.
– Какую, можно узнать?
– Всегда. Красный генерал интересуется драгоценностями покойного Мамонта Далькского и ныне здравствующего Митьки Рубинштейна.
– Любопытно, очень любопытно, – Манцев взял папиросу, задумчиво постучал мундштуком по столу. – А мы то голову ломаем, зачем он в Москве объявился?
Штальберг нахально взял еще одну папиросу и закурил, пуская в потолок тугие кольца дыма.
– Судя по Вашему делу, – продолжал Манцев, – Вас использовали для выявления немецкой агентуры.
– Гражданин Манцев, меня никто не использовал. Не смотря на мою немецкую фамилию, я бы, есть и буду, если успею, патриотом России. Когда началась война, я случайно выяснил, что в Москве и столице есть люди, которые платят весьма приличные деньги нашим милым интеллигентам за пораженческие настроения. Я сам, меня никто на канате не тянул, пришел к Мартынову и предложил свои услуги.
– Судя по Вашему делу, Вы сработали весьма удачно.
– Да, потому что я презирал всех этих краснобаев: присяжных поверенных, общественных деятелей, продажных журналистов, купленных писателей.
– Вы вскрыли в Москве целую организацию.
– Не только в Москве, благодаря мне в пятнадцатом году арестовали Митьку Рубинштейна и еще целую кучу придворной мрази. Их взяли на даче немецкого резидента. Именно за это, несмотря на то, что я не носил форму, мне пожаловали Станислава третей степени с
– Как фронтовику, – удивился Мальцев.
– Меня могли прихлопнуть в любое время, для этого не надо было сидеть в окопах, как мой коллега Леонидов.
– Вот как мы сделаем, – сказал Манцев, – Вы пойдете в другую комнату, я прикажу принести Вам чай и бутерброды, и Вы напишите мне все подробно.
– Я могу забрать свой портсигар и зажигалку?
– Сделайте одолжение.
Спиридон Котов, он же Спирька Кот, вселился в пятикомнатную квартиру в доходном доме страхового общества «Россия».
Дверь сыщикам открыла его жена Александра Котова, которая славна была среди блатных как нежадная скупщица краденного.
Она отступила вглубь коридора, здоровая, хорошо кормленая бабища.
– Ну что приперлись. Нет Кота дома, и где он я не знаю, он со мной полгода не живет, другую нашел!
– Разберемся, – Тыльнер шагнул в комнату.
– Куда! – завопила мадам Котова.
– Тащить верблюда, – участковый надзиратель отодвинул ее могучим плечом.
Тыльнер вошел в огромную гостиную, обставленную мебелью в стиле ампир.
На стенах висели портреты дам и серьезных мужчин в форменных сюртуках.
– А это кто, Котова? Родичи твои?
– Именно. Я девица была из богатой купеческой семьи, это Котов жизнь мою испортил. Мамочка с папочкой, – Котова перекрестилась на портрет, – на том свете слезами горючими обливаются, какое несчастье с их доченькой случилось.
– Григорий Федорович, – к Тыльнеру подошел агент Соколов, – поглядите, это же Евгений Федорович, наш экономконсультант.
Тыльнер посмотрел на портрет и узнал скромного сотрудника экономического отдела.
– Где управдом?
– Я здесь, – появилась неопределенная личность в кожаной куртке с меховым воротником.
– Это чья квартира?
– Инвалида пролетарского труда гражданина Котова.
– А раньше кто ей владел?
– Зловредный буржуй Литвинов.
– Вот что, милейший, пока мы здесь делами нашими заняты в пролетарском семействе Котовых, принесите-ка мне ордер на владение зловредного буржуя Литвинова.
– Ордер, – запнулся домоуправ.
– Именно ордер.
– Его искать надо.
– Постарайтесь, а не то я сделаю так, что Вас никогда не найдут.
– Понимаю-с.
Человек в коже исчез, словно растаял в неярком осеннем свете, бьющем в окно.
– А теперь начнем обыск, – Тыльнер снял пальто.
– Не дам! – завизжала хозяйка, – нет у вас такого права, чтобы рабочих обыскивать.
– А ты, видать, у ткацкой машины на Трехгорке надорвалась, ишь, какую задницу отрастила, – сказал Соловьев и шагнул к дверям в спальню.
Хозяйка, разбросав руки крестом, стала у дверей.