Тени Королевской впадины

Михановский Владимир Наумович

— Задолго? — спросил шкипер.

— Задолго до войны, еще мальчишкой, с папой и мамой. Помнится, мы занимали каюту второго класса, на средней палубе… Комфортабельный корабль, ничего не скажешь. Отец говорил, что «Кап Аркона» обслуживает пассажирские линии Атлантики…

— Твои воспоминания потом, — перебил его шкипер.

Усатый смешался и умолк под его тяжелым взглядом.

— «Кап Аркона» — верно, комфортабельный лайнер. Но нас там набили столько, что яблоку негде было упасть. Я поднимался на борт одним из последних и прикинул на глазок, сколько заключенных прошло по трапу: пожалуй, около пяти тысяч, не меньше, — продолжал

Миллер. — Дожидаясь своей очереди, я прислушивался к репликам, которыми перебрасывались эсэсовские охранники… Из этих разговоров я понял, что на нескольких баржах немцы разместили узников, пригнанных из Штутгофа, а на пароходе «Дейчланд» — заключенных из Заксенхаузена и Равенсбрюка, что пароходы с заключенными должны торпедировать гитлеровские подводные лодки.

Миллер слышал не столь давно о подобном плане из уст коменданта концлагеря Нейенгамме и решил приплести его сюда для пущей достоверности: уж больно неправдоподобной выглядела версия о том, что суда с заключенными потопили английские самолеты. Мог ли он знать, что своим рассказом попал в точку?

План немцев действительно совпадал с тем, что под большим секретом поведал комендант Нейенгамме, и немцы даже начали проводить его в жизнь, но внезапный налет авиации союзников их опередил.

На войне, как известно, не приходится зарекаться от неожиданностей. Там, в Любекской бухте, произошла одна из тех роковых случайностей, перед которыми позднейшие историки лишь разводят руками.

— Мы погрузились на исходе ночи, когда уже светало, — рассказывал шурмбанфюрер, — и сразу же начались взрывы на кораблях. Это действовали подводные лодки…

Он старался, чтобы его рассказ выглядел документально точным, понимая, что от этого многое сейчас зависит.

— …Сначала немцы торпедировали баржи с заключенными из Штутгофа. Там были женщины и дети. Они кричали так, что кровь стыла в жилах.

«Ай да Миллер! — подумал Педро. — Фантазии ему не занимать. Можно подумать, что он и впрямь был там».

— Немцы не очень спешили. Возможно, торпедирование кораблей с заключенными носило для них учебный характер. И тут их опередила внезапно налетевшая авиация, — продолжал Миллер.

— Люфтваффе? Тоже «учебный характер»? — задал вопрос шкипер.

Миллер пожал плечами:

— Кто их разберет… Нам было не до того. Бомбы посыпались как горох. Но кто-то крикнул, я сам слышал, что самолеты английские, — осторожно добавил он.

— Чушь! Быть такого не может, — убежденно произнес пышноусый француз.

— Может, ошибка вышла? — предположил кто-то из матросов «Пенелопы».

— За такие ошибки, знаешь… — сказал шкипер.

— Так или иначе, самолеты нас разбомбили, и это был конец, — сказал Миллер. — Я видел, как затонул «Тильбек». Бомба пробила верхнюю палубу, среднюю и взорвалась где-то в трюме. Корабль переломился надвое, словно кусок хлеба… — Он сломал пополам ломоть, который держал в руке, показывая, как затонул «Тильбек». — А вслед за «Тильбеком» пришел и наш черед. Бомба попала в «Кап Аркона», и корабль вспыхнул как свечка. Со всех палуб все, кто мог, бросались в воду, которая кипела от пуль и осколков. Тут же кружились катера, с которых эсэсовцы расстреливали тех, кто не погиб, пытался выплыть.

— Ну а ты?.. — спросил шкипер.

— Когда загорелся «Кап Аркона», я выпрыгнул. Вода была ледяная, тело мгновенно обхватили стальные клещи. Я почувствовал, что сейчас остановится сердце. Рядом,

словно многоэтажный дом пылал «Кап Аркона», от него лился удушающий жар, а я — в двух шагах от пылающего корабля — погибал от холода. Через несколько минут стало вроде полегче: я схватил какой-то деревянный обломок — они во множестве плавали рядом — и двинулся куда глаза глядят, лишь бы подальше от зтого ада. Голову старался держать под водой, высовывал ее только для того, чтобы набрать воздуха. Эсэсовцам было уже, видимо, не до меня — они думали о том, как спасти собственную шкуру. Так мне удалось отплыть на порядочное расстояние, но взрывы и крики гибнущих людей были долго еще слышны. Когда я окончательно закоченел и решил, что пришел каюк, меня подобрали эти добрые люди, рыбаки, — кивнул Миллер в сторону экипажа «Кондора».

— Верно, — сказал капитан Педро, — мы вытащили его в ужасном состоянии. Он был без сознания, бредил…

Миллер уловил взгляд француза, устремленный на его ботинки, инстинктивно поджал ноги и торопливо пояснил:

— Я был бос… Обувь сбросил в воде, чтобы не потонуть. А ботинки эти мне дал капитан Педро, спасибо ему.

Педро посмотрел на Миллера и сказал:

— Мы его растерли, дали сухую одежду. Не оставлять же его босым? Эти ботинки я купил в Копенгагене, на черном рынке. Ну, а дальше и нам не повезло. Мой «Кондор» наскочил на мину. Спасибо, живы остались — кое-как успели пересесть на плот. — Миллер слушал капитана Педро, близоруко щурясь.

Наступила тишина. История, рассказанная Миллером, не могла не наводить на размышления.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Ворочаясь на узкой подвесной койке кубрика, Миллер с тревогой вспоминал дневной разговор с французами. Ему показалось, что шкипер слишком подробно расспрашивал его. Нервы, нервы… Неужели Леру что-то подозревает? И эти проклятые ботинки!.. Всегда в большом деле может найтись какая-нибудь мелочь, пустяк, который все погубит.

В кубрике душно. Ночь кажется бесконечной.

Кто-то из матросов «Пенелопы» бредит, зовет во сне Марианну. Люди с «Кондора» спят тихо. Педро, словно ангелочек, сложил руки на груди. «Разве что нимба вокруг головы ему не хватает», — подумал Миллер.

Выйти на палубу, подышать?

Он пробирался по кубрику осторожно, крадучись. Рассохшиеся половицы поскрипывали под ногами. С грохотом отлетела в сторону какая-то пустая жестянка, и Миллер замер. Он и сам не знал, чего боялся. Безотчетный ужас вдруг овладел всем его существом. Он загадал: выйдет сейчас из кубрика, никого не разбудив, — значит, все будет в порядке.

Храп прекратился.

«Бог с тобой, Марианна», — сонно произнес матрос, и храп, словно по команде, возобновился.

Убедившись, что никто не проснулся, Миллер снова двинулся к выходу. Без всяких приключений он отворил дверь и, зевая, вышел на палубу.

Вечером, прощаясь, капитан «Пенелопы» сказал, что на рассвете они бросят якорь в каком-то датском порту. Однако сам Миллер бросать здесь якорь не собирается: слишком близко от Германии. Нужно все-таки пробиваться подальше. Лучше всего, конечно, в Южную Америку. Туда, по словам коменданта Нейенгамме, собираются многие бежать. Только там, пожалуй, можно будет чувствовать себя в относительной безопасности, получить передышку, чтобы оглядеться, консолидировать силы. А главное, там у него есть нужный человек, обладающий определенной властью.