Тени над Латорицей
Шрифт:
И вот он уже стоит около коврика. Садится рядом. Протягивает конфету незнакомке. Она берет, ест и молчит. «Боже, откуда она такая! — в упоении думает Павел. — Жар-птица среди воробьев».
Вдруг увидел, как Светлана зашла в комнату и сразу же вышла: у него было настолько п о н я т н о е выражение лица! Но в ту минуту ему было совершенно все равно, что подумает Светлана, десять, сто таких Светлан!
— Кто ты? — спросил он незнакомку.
— А ты?
— Я — Павел.
— Вот что, Павел, в этом доме нет кактусов?
— Кактусов? —
Он встал и пошел искать Светлану. Она варила на кухне кофе.
— Свет, у тебя нет кактусов?
— Нет, — ответила девушка. — А зачем?
Он и сам не знал зачем.
— Так. Нужно. Для одного дела.
— У меня есть герань. В маминой комнате, на окне. Герань для этого дела не подойдет?
— Сейчас узнаю. — И Павел поспешил обратно в комнату.
А Светлана после его ухода вздохнула, задумалась и прозевала момент, когда кофе запузырился по краям джезве. Брючный костюм ее был испорчен темными пятнами. Еще больше расстроившись, она отправилась в ванную, чтобы поскорее его простирнуть.
Павел в это время сидел на корточках перед незнакомкой.
— Есть герань. Но если необходим именно кактус, я сбегаю домой, здесь недалеко, всего два квартала.
Он готов был сделать для нее все, даже невозможное, и, если понадобится, привезти кактус из самых дальних теплых стран.
— Нет, не надо, — сказала девушка. — Вы не беспокойтесь. Если нет кактуса, обойдусь и геранью.
Он был крайне заинтригован и принес ей глиняный горшочек с геранью. Незнакомка пододвинула цветок ближе к коврику и впервые благосклонно улыбнулась Павлу. Он не выдержал и наконец спросил:
— А теперь можешь сказать, зачем тебе это нужно?
От волнения голос у него был хриплый и необычайно тихий, словно чужой.
— Есть две причины: во-первых, я хотела произвести на тебя впечатление, во-вторых, мне к лицу зеленый цвет, на зеленом фоне я лучше выгляжу.
Такая откровенность едва не свалила Павла с ног. Он буквально физически почувствовал, как вытягивается его лицо. Светлана на такое неспособна!
— А зачем нужно было производить на меня впечатление? — спросил он минуту спустя.
— Ты очень нравишься девушке, которая сейчас на кухне. Я заметила, как она посмотрела на нас. Я — злая. Кстати, я Таня. Я люблю дразнить. Видишь, как все просто.
Он ощутил такое волнение, что некоторое время и слова вымолвить не мог.
— А тебе ее не жалко? — спросил, когда немного опомнился. И сразу понял, что задавая этот вопрос совершил подлость по отношению к Светлане.
— А ей меня жалко? — серьезно ответила Таня вопросом на вопрос.
Он тогда так и не уразумел, почему тихая и незаметная Светлана должна жалеть такую королеву.
…Все это промелькнуло в голове Павла так быстро — Конкин еще не успел перечислить все его грехи.
— Последний проступок рядового Онищенко, — услышал Павел строгий голос секретаря комсомольского бюро, — явился результатом
«Ну, чего ты антимонию разводишь!» — подумал Павел. Ему хотелось снова спрятаться за пеленой воспоминаний, но Таня уже исчезла, и он, казалось, остался совершенно беззащитным перед холодным взглядом и язвительными словами Конкина.
— За Онищенко все время наблюдается халатное отношение к службе. Он будто не на заставе находится, а в какой-то другой галактике.
— Он — из антиматерии, — тихонько произнес кто-то из ребят.
Павел не уловил, кто именно, но видел, как мимолетная улыбка заиграла на всех лицах.
— Антиматерия находится по ту сторону земного шара, — строго ответил на реплику Конкин. — И если он из потусторонних…
Ефрейтор заметил, как поморщился замполит Арутюнов, и сразу оговорился:
— Никто не сомневается, что комсомолец Онищенко — наш человек, советский воин и что со временем вырастет из него настоящий пограничник, но пока… Для того мы и собрались, чтобы ему помочь. Так вот, мало того, что пропустил нарушителя, он еще и оскорбил своего начальника, сержанта, старшего наряда.
«Но этот сержант совершил по отношению к рядовому Онищенко подлость! — мысленно оправдывался Павел. — Донес начальству. «Боевая дружба»! «Сам погибай, а товарища выручай»! Вот тебе и выручка! Как же теперь с ним в наряд ходить?»
— Сержант Пименов доложил о нерадивости рядового Онищенко, — продолжал Конкин, словно читая мысли Павла. — Он поступил правильно, честно.
Павел вздохнул и переступил с ноги на ногу. Чувствовал, что барьер непонимания, возникший между ним и товарищами, не разрушается, а крепнет. Они все воспринимают иначе, чем он. Зачем раздувать из мухи слона? В конце-то концов, след был учебный. И даже если бы прошел настоящий нарушитель границы, никакой трагедии не было бы. Его все равно взяли бы, ну, если не рядом с «каэспэ», то в какой-нибудь ближайшей деревне.
Онищенко рассердился, и ему снова удалось поймать радиолокатором своей памяти первый вечер с Таней. Не сделал ли ему Пименов такую же подлость, как он сам когда-то — своей Светлане?
…Потом они пошли в Таней танцевать. Пленка в кассете магнитофона все время рвалась. Вадик склеивал и чертыхался. Таня смеялась или таинственно молчала. Все, что она делала, было прекрасно, несмотря на то что в манерах ее чувствовалась какая-то искусственность. Это было похоже на игру. Увлекшись этой игрой, Павел не замечал, как сердито перешептываются в коридоре девчата, как Светлана то входит в гостиную, то безо всякой надобности бросается в пустую комнату матери.