Тени надежд
Шрифт:
Военачальники отправились к своим отрядам. Фаланга торопливо перестраивалась из походной колонны.
Вот нет клепсидры под рукой, да собственно, и зачем она, когда солнце на небе? Опытный глаз по тени скажет, что и получаса не прошло, как ряды щитов союзников вздрогнули, и строй гоплитов качнулся вперед. Шумно опустились сариссы первых рядов македонской фаланги, задние слегка наклонились, создавая какую-никакую защиту от стрел. Зафыркали кони, понукаемые пятками всадников. Битва при Фермопилах началась.
* * *
Тяжелый свинцовый шар угодил прямо в вершину лямбды, украшавшей щит, тот загудел, привычно задрожал, но его край его, поддерживаемый плечом, не шелохнулся. Пущенный не слишком умелой рукой дротик на излете скользнул по украшенной чеканкой бронзе, защищающей выставленную вперед ногу.
– Агесилай! Долго мы будем так стоять? Теряем время!
– Прекратить разговоры! – рявкнул полемарх.
На нетерпеливого воина зацыкали. Несмотря на непрекращающийся лязг, гудение, свист и вопли дикарей-фракийцев, Агесилай явственно различил донесшийся слева зубовный скрип: Павсания тоже не радовало текущее положение вещей. Варварам, налетевшим конными, не удалось застать спартанцев врасплох и те под градом дротиков не понесли никаких потерь, мгновенно перестроившись из походной колонны, что шла на северо-запад по берегу Малидского залива у самой кромки воды. Фракийцы, не желая вступать в непосредственное соприкосновение, попытались окружить противника, и монолит вынужден был изогнуться дугой, концами упираясь в морской прибой. Внутри, под защитой щитов укрылись легковооруженные илоты, которых Агесилай пока не ввел в бой, что и вызывало недовольство некоторых недальновидных горячих голов. Впрочем, железная дисциплина держала большую часть ртов на замке. Руки и ноги выполняли привычную работу, а головы, тренированные не хуже тела, не позволяли сердцам частить. Этим воинам не нужны призывы к спокойствию, устойчивости строя. Однако, продвижение прекратилось и с этим действительно пора что-то делать.
Фракийцев очень много. Часть пеших подвезли конные, еще несколько сотен человек появились чуть позже. Они уже убедились, что нанести хоть какой-то урон спартанцам весьма проблематично и лишь кружили подле монолита, не переставая визгливо вопить на своем тарабарском языке, время от времени проверяя своими дротиками бдительность противника.
Так бесконечно продолжаться не может, Агесилай понимал, что совсем скоро на сцене могут появиться новые действующие лица и в сюжете представления наметится поворот.
Фракийцы начали наглеть. Спокойно стоят в пятидесяти шагах, ржут над чем-то. Один, задрав хитон, потряс своим выдающимся волосатым хозяйством. Богами не обижен. Пример оказался заразителен. Пора наказывать.
– Токсотам приготовиться!
Илоты-лучники протолкались между рядами гоплитов к первой шеренге, наложили стрелы на тетивы.
– На колено!
Стена щитов стремительно опустилась, немногие фракийцы успели среагировать, метнув дротики и свинцовые снаряды, но, тем не менее, первая кровь со спартанской стороны пролилась.
– Бей!
Осиный рой танатовых слуг собрал жатву. Фракийцы, бросились врассыпную, спеша прикрыться легкими, плетенными из лозы щитами.
– Вперед! – Агесилай вскочил и бросился в атаку.
Не отставая ни на шаг, ни на полшага не вырываясь из строя, гоплиты поддержали рывок своего предводителя. Очень немногие в Элладе способны вот так атаковать бегом. Были бы кольца на остриях копий, Одиссей легко сумел бы послать сквозь них стрелу, как и всегда, не уступив в искусстве лучника самому Аполлону.
– Бей!
Рука привычно отводит копье для удара. Выпад! Фракиец, обливаясь кровью валится наземь. Рубиновая капля, срывается с наконечника в бездну, но он еще не напоен, он только вошел во вкус и серп черного даймона смерти срезает новые колосья.
Спартанцы безмолвно шли вперед, спокойно работая, как косари в поле. Фракийцы визжали, брызжа слюной, как прибой, разбиваясь о скалы, и откатываясь прочь, до новой волны. В дело пошли длинные ромфайи, двухлоктевые узкие клинки, с соразмерной рукоятью, но они легки и не могут разрубить бронзовую кромку массивного гоплитского щита, тем более пробить его. Они почти бесполезны сейчас. Способные одним ударом лишить человека ноги, они вязли в холщовых подвесах, спускающихся со щитов для прикрытия ног гоплитов. А копья спартанцев не оставляли ни единого шанса тем немногим храбрецам, что пытались вплотную подобраться к несокрушимой стене.
Варвары обратились в бегство, но преследовать их спартанцы не могли, подвижность пельтастов несравнима. На крыльях фаланги вновь завертелись конные кольца, полетели стрелы и дротики.
Бесполезный рывок, движение невозможно. Хотя, нет, кое-какой результат есть – варвары в ближний бой больше не полезут, а гоняться за ними, все равно, что бить комаров дубиной.
– Да сколько же у них может быть дротиков? – прорычал Павсаний.
Очень своевременный вопрос и фракийцы не слишком задержались с ответом.
– Отходят! – прокатилось по рядам.
– Отходят, – выдохнул полемарх и прокричал, – лохагам доложить о потерях!
Убиты восемнадцать спартанцев, примерно столько же илотов. Число раненых превосходит невосполнимые потери вдвое. Фракийцев на поле боя осталось лежать гораздо больше. Иной полис подобное количество покойников при достигнутом результате, несомненно, порадовало бы, но не Спарту, все войско которой ныне насчитывает четыре тысячи человек. В таких условиях потери неприемлемы вообще, поэтому Спарта и норовит в течение жизни нынешнего поколения воевать чужими руками. У государства воинов сейчас одна забота: рожать, рожать, еще и еще, больше мальчиков, больше гоплитов. Если раньше, во времена Леонида бездетная семья – позор, то ныне – преступление. Еще совсем недавно гибель мальчиков в процессе растянутой на годы закалки воспринималась, как обыденность, а сейчас подобные случаи заканчиваются расследованиями. Спартанец обязан быть воином, спартанская женщина должна ходить с пузом. И не приведи Арес, родиться девочка, девять месяцев впустую...
Глядя на отходящих фракийцев Павсаний поинтересовался:
– Интересно, это все? Эта толпа дикарей – все, что Антипатр решил выставить против нас?
– Надеюсь, нет, – сказал Агесилай, – продолжить движение!
Гоплиты повернулись направо и, не ломая строй, побежали вперед, легко, словно и не было марша с самого рассвета, словно и не отгремела только что кровавая схватка. Легкораненые не отставали от остальных. Пару тяжелых илоты несли с собой на импровизированных носилках из копий и щитов. Убитых бросили, приказ царя священен и он еще не выполнен. Цель – Ламия.
Фракийцы никуда н делись, они сопровождали бегущих спартанцев на некотором отдалении, но Агесилай почти перестал о них думать – это не угроза. Но неужели Антипатр не клюнул всерьез? Ограничился застрельщиками? Если так, захват Ламии ничего не даст, чтобы там не думали Павсаний с Агисом. Весь план полетит к воронам.
Ноги бегут, исполняя царский приказ, а голова думает:
"Не убежать бы ненароком от противника".
Полемарх не знал, где сейчас Леосфен и успеет ли он прийти, если Антипатр все же явится в силах более внушительных, чем толпа варваров. Он не знал, что делает Харидем. Он вообще не имел никакого представления о том, что происходит на пятьдесят стадий вокруг. Он просто бежал, исполняя приказ и надеялся, что боги услышат и кости лягут "Афродитой", хотя и нет к тому никаких, по здравому рассуждению, оснований. Столько случайностей на войне, командир фаланги часто не ведает, что происходит на ее левом конце, а тут Агис пытается свести в один ковер столь непохожие нити, подумав за себя, за Харидема, за Антипатра... Ну возьмет Агесилай эту Ламию и что? Леосфен явится на следующий день, потом окажется, что Харидем все это время ковырял в носу, даже не думая вылезать из Врат, а македоняне, без сомнения, заполонившие своими разъездами всю округу, в отличие от полуслепых союзников, заметив намечающиеся клещи, спокойно отойдут. К чему вся эта безумно сложная мышиная возня?