Тени надежд
Шрифт:
Мемнон отыскался в гавани, где он командовал погрузкой войск на корабли. Этот сорокашестилетний муж, одетый по-персидски, выделялся в толпе эллинских наемников, как пестрый петух среди одинаково-безликих кур. С флотоводцем они не пересеклись, ибо тот прибыл в город не по воде, а прискакал верхом.
Эфес, раскинувшийся в окружении холмов и болот, располагался в тридцати стадиях от моря, однако имел сразу две гавани, одну в устье реки Кайстр, где сейчас стояли пятьдесят триер Фарнабаза, а другую прямо в черте городских стен. Внутренняя рукотворная гавань, довольно обширная, соединялась с
– Ты что делать, дядя?! – от возбуждения перс слегка коверкал эллинскую речь, хотя этот язык ему не менее родной, чем персидский, – кто тебе позволять уходить Эфес?
– Три дня назад они уже были в Смирне, Фарнабаз! Нагрянут сюда в любой момент! А ты видел, что тут творится?
– Это все неумение глупый Сирфак. Не мог утихомирить толпу нищих! Шахиншаху станет известно все.
– Давай, беги к царю, докладывай, племянничек, – огрызнулся Мемнон.
Фарнабаз помрачнел.
– Я не стану доносить на тебя, дядя, как ты мог подумать! Но этому ублюдку, которому доверили город, не сносить головы!
– Не известно, кто дотянется до него первым. Ты недоволен, что я оставляю Эфес? А кто, вместо того, чтобы оказывать помощь, увез полторы тысячи бойцов в Аттику!
– Я выполнял приказ Автофрадата, а он – Великого шаха!
Военачальник Автофрадат командовал основными силами персидского флота, молодой Фарнабаз был у него на подхвате.
– Я не виню тебя, а лишь объясняю сложившуюся ситуацию. Половина оставшихся наемников разбежалась, едва эти шакалы узнали о нашем разгроме при Гранике. И смерть Александра не смогла остановить трусов.
– Но ведь большая часть псов свалила в свою конуру, только этот ублюдок Антигон остался, чтобы пограбить.
– Пограбить? Это при дворе Великого царя такое мнение? Или так считает Автофрадат? Это заблуждение, племянник. Они не грабить остались. Какими силами я должен воевать с македонянами? Эта, "толпа нищих", как ты выразился, вчера едва не вышвырнула меня из города. Я потерял двести человек в уличных боях! Местные олигархи, шавки Сирфака, бегут из города, никто не желает сопротивляться. У меня осталось всего три тысячи бойцов, а положиться я могу, в лучшем случае, едва на половину из них. Мне донесли, что македонян десять тысяч. Как, скажи мне, я должен противостоять им, когда мне в Эфесе нож нацелен в спину?
У Фарнабаза борода оттопырилась вперед от удивления, а глубоко посаженые черные глаза расширились.
– Десять тысяч? Так много? Проклятье, этот лжец Агис говорил – их в три раза меньше! Собака...
– Антигон, очевидно, смог удержать наемников, кто-то еще присоединился. Не удивлюсь, если мои шакалы переметнулись.
– Я могу послать на берег только тысячу...
– Этого не хватит даже, чтобы замирить город. Я ухожу в Милет и организую оборону там.
– Шахиншах не позволит сдать город без боя! – вспыхнул Фарнабаз, – нам снимут головы...
– Погоди-ка немного, – перебил его Мемнон.
Родосец подозвал раба.
– Мои вещи еще не погрузили?
– Нет, господин!
– Принеси царский указ.
Раб убежал, но возвратился очень быстро. За время его отсутствия флотоводец молчал,
– Вот, господин.
Мемнон развернул перед носом Фарнабаза папирус с большой царской печатью. Двуязыкий текст гласил, что Шахиншах Дараявауш, третий с таким именем, арий из ариев, друг правды и справедливости, милостью Ахура Мазды властитель Парсы, Вавилонии, Бактрии, Согдианы, Египта, Финикии, Лидии, Мидии, Фригии и прочая и прочая, назначает Мемнона-родосца караном Малой Азии до Тавра с полномочиями вести войну, вершить власть и суд. Все военачальники и шахрабы Мизии, Лидии, Фригии, Карии и Памфилии должны подчиняться Мемнону, помогая ему во всем.
Фарнабаз, если что и собирался сказать, все слова растерял.
– Будет, как я решу, Фарнабаз. А я решил защищать Милет.
Эфес напоминал котел с кипящей водой. Крышка подрагивала все сильнее, выпуская пар, и грозила в скором времени улететь. В таком состоянии город пребывал уже несколько месяцев, с тех пор, как сюда прибежал родосец с остатками побитого войска сатрапов. Уже не первое десятилетие эфесцы жили под пятой тирана Сирфака. Жалкий вид людей Мемнона вселил в души многих надежду, что с помощью Александра удастся сбросить персидское ярмо. Несколько дней миновали в ожесточенных уличных стычках демократов и олигархии, но потом пришло запоздалое известие о гибели царя и сторонники Сирфака воспряли духом. Лидеры народной партии были схвачены, многие казнены.
На некоторое время в городе наступило затишье. Об оставшихся в Азии македонянах ничего не было слышно, зато с запада приходила новость за новостью, одна удивительнее другой. Сначала Мемнон порадовался междоусобице в Македонии, потом огорчился, что она так быстро закончилась. Родосец встречался со спартанцем Агисом и эвбейцем Харидемом, обсуждал с ними планы войны против Антипатра. Месяц назад пришло сообщение о разгроме македонян при Фермопилах, но радость оказалась разбавлена изрядным привкусом горечи: одновременно пришли вести с севера, Антигон без боя взял Даскилий, оставленный гарнизоном.
Сначала Мемнон не слишком переживал, но поскольку стратегом был опытным, то заранее озаботился рассылкой лазутчиков. Их донесения ввергли родосца в беспокойство. Антигон каким-то образом увеличил свое войско и шел на юг. Не просто шел – летел под лозунгом освобождения Ионии от персов. Дескать, священная идея Ификрата и Филиппа должна быть воплощена и неважно, как зовут полководца, исполняющего заветы великих.
Н-да... "Все остается без изменений, поменялось лишь имя царя!" Живучи, твари и упрямы. Задумаешься тут.
Один за другим небольшие города сдавались македонянам. В Эфесе снова зашевелилась чернь и опять начались уличные столкновения. Проклятье, эти ублюдки, не имеющие даже доброго оружия, дерутся всяким дубьем, будто сами боги на их стороне!
Великий царь подкреплений все не шлет, ограничился указом, наделившим Мемнона исключительными полномочиями. При этом Дарий на всякий случай оставил при дворе жену родосца, Барсину, чтобы у новоиспеченного карана Малой Азии мысли текли в нужном направлении.