Тени надежд
Шрифт:
Почти год он выжидал, рассчитывая, что Македония и Афины хорошенько измотают друг друга. Прекрасно осведомленный о ходе нынешней осады Амфиполя Харидемом, он подгадывал момент для собственного выступления, собираясь обрушиться на афинян, как только те ворвутся в город. Годы македонского владычества и собственной слабости приучили его к тому, что каштаны из огня правильнее таскать чужими руками.
Однако он просчитался. Поверив рассказам лазутчиков о том, что харидемова насыпь почти готова и союзники, несомненно, возьмут город со дня на день, он начал собирать войско и выступил. Неудача Харидема его озадачила и вынудила вступить в переговоры. Войско Севта уступало числом ратям Леосфена и Линкестийца.
Не ожидая от фракийцев ничего хорошего, союзники изготовились к бою, но Севт предложил поговорить. Люди Кассандра со стен следили за происходящим с большим вниманием.
Шатер для переговоров фракийцы поставили на полпути между своим лагерем и осадным строительством союзников. На встречу с Севтом Леосфен взял Линкестийца и двух своих лохагов, которым доверял. Царь одрисов так же явился с тремя воинами. Возле шатра он поднял пританцовывающего коня на дыбы, пристально рассматривая перекопанное предполье крепости.
Александр внимательно разглядывал фракийца. Ростом царь на целую голову уступал Линкестийцу, своему ровеснику, но зато вдвое превосходил его шириной плеч. Он мог бы с легкостью задушить льва голыми руками, да, собственно, он и сам был львом: на круглом бронзовом медальоне, висевшем на груди Севта, грозно скалил пасть царь зверей.
Линкестиец покосился на второго льва в шатре [49] . Тот старательно изображал невозмутимость.
За спиной царя застыли его воины. Все в эллинских льняных панцирях, обшитых бронзовыми пластинками. Двое держали шлемы в руках, а третий не пожелал его снять и парился в бронзовом колпаке с высокой загнутой вперед тульей. Столь необычное поведение вызывало любопытство. Александр внимательно всматривался в лицо странного фракийца, частично скрытое нащечниками шлема. Оно казалось ему смутно знакомым.
49
Имя "Леосфен" происходит от слов "леон" (лев) и "сфенос" (сила, мощь).
– Я ожидал увидеть Харидема, – первым заговорил Севт.
– Стратег болен, – ответил Леосфен, – он не может подняться с постели.
– Какая жалость. А я так хотел его поблагодарить за то, что он много лет поддерживал моих отца и брата, – усмехнулся Севт.
Леосфен, уловивший сарказм в его словах, отвечать на них не стал. Поинтересовался не слишком дружелюбно:
– Чего тебе здесь надо, Севт?
– ЦарьСевт, – поправил его фракиец.
Леосфен лихорадочно просчитывал, стоит ли ссориться с одрисами. Воинами те были, хоть куда, а у него, хотя и много народу, но большинство из них совершенно ненадежные македоняне. Ситуация непростая. Пожалуй, не стоит нарываться.
– Что тебе надо в Амфиполе, царь? – повторил вопрос стратег.
– Мы пока что еще не в Амфиполе.
– "Мы?" – изобразил удивление Леосфен, – я не ослышался? Ты желаешь оказать нам помощь?
– Нет уж, берите город сами. Я подожду. Посмотрю, как у вас это получится.
Наглец! Леосфен вспылил.
– Ты предложил переговоры, чтобы сообщить нам это? И все?
– Я собирался говорить с Харидемом, – спокойно ответил царь, – с вами мне обсуждать нечего.
Он двинулся к выходу из шатра. Линкестиец вдруг усмехнулся:
– Ну да, пока два льва дерутся, хитрая обезьяна сидит на дереве, как говорят "пурпурные" [50] .
Севт повернулся, смерил Линкестийца взглядом и сказал:
– Кого это ты считаешь обезьяной?
Александр не успел ответить, как встрял Леосфен:
– Обезьяна – это Кассандр. От нашей свары выиграет только он. Уверен, уже сейчас, глядя, как мы стоим, друг против друга, он там держится за живот от смеха.
– Я не хочу с вами драться, – сказал фракиец, – бейте себе Кассандра, мне нет до него дела. Как побьете, не забудьте убраться с моей земли. Порядок в городе я уж как-нибудь сам восстановлю.
50
Финикийцы.
– Ты дурных грибов объелся?! – взрычал Леосфен, – Амфиполь – афинская колония! Это наш город и не тебе, вонючий варвар, зарится на него!
– Сто лет назад он был вашей колонией, – спокойно ответил Севт, – я вижу, вы, афиняне, немало грязи тут намесили. Выгребные ямы до краев полны, скоро в горы превратятся, выше вашей насыпи. Так кто из нас воняет больше?
Леосфен задохнулся от гнева.
– Да мы тебя в порошок сотрем!
– Попробуй. У меня здесь двадцать тысяч воинов.
Стратег не нашел, что ответить и, бешено вращая глазами, выбежал прочь из шатра. Лохаги последовали за ним.
Линкестиец чуть задержался и Севт обратился к нему:
– Я тебя помню, македонянин. Видел подле Александра. Это ты теперь называешь себя царем в Пелле? Тебе ведь нет дела до Амфиполя. Твоя власть не может считаться законной, пока жив Кассандр, присягнувший вашему царю-младенцу. Только поэтому ты здесь.
– Ты и это знаешь? – удивился Линкестиец.
– Я на своей землевсе знаю.
– Амфиполь никогда не принадлежал фракийцам, – покачал головой Александр, решив пока не напоминать о том, что золотые рудники и ему бы не помешали.
– Он стоит на исконных фракийских землях.
– Афины все равно не отступятся от него. Придет новое войско.
– Тебе-то что за печаль? Филипп владел этим городом по праву сильного. Тебе до одноглазого хромца еще годы ползти. Сначала, вон, Кассандра убери. Кстати, я готов помочь тебе в этом. Отложись от Афин, присоединяйся ко мне, я буду верным союзником. Равным, – подчеркнул Севт и добавил, – Амфиполь и рудники, конечно, не дам.
Александр долгим взглядом смерил фракийца, повернулся и вышел прочь.
Севт повернулся к воину в шлеме.
– Ты не запарился еще в этом набалдашнике?
– Не хочу, чтобы они видели мое лицо, – сказал воин, но шлем снял.
– Сомневаюсь, что тебя кто-то узнает с бородой. К тому же шрам этот...
– Александр узнал бы сразу. Да и Леосфен меня знает.
– Ладно, то все мелочи, – раздраженно сказал царь, – что ты думаешь о происходящем?
– Ты так и не сказал, о чем собирался договариваться с Харидемом.
– Какое это теперь имеет значение?