Тени Обратной Стороны. Часть 1. Заблудший путник
Шрифт:
– Швайгер, может, ему ещё подлить?
– Хватит с него. Так что же?
– Э-э, простите. А о чём я?.. В общем, я сконструировал вновь чародейский механизм и воспроизвёл, как мог, точные обстоятельства его применения. Тогда…
– Швайгер, переведи для обычных людей.
– Выходит, он всё-таки колдун.
– Да не колдун я!
– Как так?
– Это мог сделать любой. Даже вы, эм, даже вы, если бы не были столь добрыми детьми Света, смогли бы. Если бы ещё умели читать… в смысле, понимать запутанные, загромождённые специальной терминологией тексты на эльфийском и толковать значение некоторых неочевидных… –
– Не пойму: он меня оскорбляет?
– Не думаю. Не надо было ему вообще наливать.
– Тьфу. Говорил тебе: в Аойне одни пропойцы, – барон схватил кость и принялся угрюмо тыкать ей в стол, словно надеясь выковырять из деревяшки ещё одного хрониста, более вменяемого. Не преуспев, Генрих приподнял взгляд на Айдана и, тут же уронив, проговорил: – Правду говорят, что ты прикончил кого-то?
– Ох, да нет. В смысле, не совсем. Да в смысле нет, не прикончил! – разозлившись на себя ещё даже больше, чем на давящегося смехом Швайгера, крикнул Айдан. – Они живы, просто… Не в себе. А зачем было лезть и мешать эксперименту?
– Кхм. Если бы кто-то стал мне мешать на охоте, – задумчиво изрёк барон, – я бы тоже не стерпел. Скажи, Швайгер? – и неспешно покивал остаткам рульки. – Значит, говоришь, ты не колдун… – Айдан не стал отвечать, чтобы не вспылить ненароком. – Как-то всё сложно у тебя, – прижав глаза ладонью, простонал Генрих. – Темнишь, по-моему. Ох. Ты, Швайгер, что думаешь? Справится?
Кастелян выпучил глаза и развёл руками, но когда барон надавил на него взглядом, повернулся к Айдану и промолвил:
– То есть я правильно понял, что ты спёр эльфовы записки, разобрался в них и смастерил такую же колдовскую штуковину, как у него, да?
– Ну, не то чтобы спёр. Я…
– Это называется «спёр», – Швайгер по-отечески улыбнулся и кивнул.
– А в остальном да, так.
– Ясно, – кастелян посмотрел на барона.
– Кхм. Он сразу не мог сказать по-нормальному?
Айдана тряхнуло: страх ослабил немного свою хватку, и напряжение затекшей спины разрешилось неудержимой судорогой. А что это в глазах одного из близнецов? Уж не любопытство ли?
– Да чтоб тебя… – ненадолго прояснившись, лицо барона вновь оплыло, и, страдальчески посмотрев на кастеляна, Генрих воскликнул: – Я думал, он колдун!
– Зато он исследователь! – бодро возразил Швайгер.
– Посмотри, трясётся, как осиновый лист!
– Осмотрительность – лучшая подруга рыцаря!
– Он мямля!
– Но вдумчивый! – радостно гаркнул кастелян.
– Скажешь, у него получится?
– У меня получится! – уязвлённый и претензиями одного, и дурачеством другого, воскликнул Айдан. Сразу понял, что лучше было молчать, но Швайгер уже простёр к нему руку и возвестил так, словно представлял на турнире знаменитого смутьяна:
– Да он рвётся в бой!
– Кхх… пхх, – скривившись, как от кислятины, с чувством произнёс Генрих.
– А что надо делать?.. – запоздало вставил Айдан. – Вы расскажете?
– Он меча в руках не держал.
– А что вы теряете? – парировал Швайгер. – В худшем случае всего лишь одного хрониста. Ланциг не оскудеет; когда я последний раз считал, их было
Айдану весьма не понравилось, что цвет гевинтерского монашества считают на дюжины, как яйца, и намёки кастеляна тоже не вселяли уверенности. Крохи здравомыслия робко шептали, что надо валить, пока ещё не получил роли в баронских пьяных выдумках, но, с другой стороны, почему хотя бы не послушать предложение? Интересно же.
Попытавшись осадить близнецов, которых раззадорили арифметические упражнения с хронистами, и ничего не добившись, Генрих снова уставился на гостя. Под поверхностью затуманенных глаз мелькали очертания несформулированных вопросов, но этот рот был больше рад вину, чем разговорам – и, щёлкнув пальцами, барон велел всем выметаться, оставшись наедине с Айданом.
– Есть у меня к тебе дело, – повозив ладонями о штаны, Генрих ковырнул зуб и тем же, заново изгвазданным пальцем показал на противоположную стену, где, как уже было известно Айдану, красовался портрет его родителя. Это был – если верить художнику, конечно, – впечатляющий мужчина. Кажется, всё, что в нынешнем правителе нелепо, преувеличено, в нём сочеталось в оптимальных пропорциях: мощь без тяжести, суровость без грубости, фатализм без усталости. Длинные тёмные волосы, взгляд с хитринкой, чуть закруглённый нос, воронёные доспехи, рука в перчатке, покоящаяся на рукояти меча – истинный рыцарь, особенно в сравнении с тем, кто нынче сиживает напротив его портрета. Вот и золочёная надпись на коричневом однотонном фоне прославляла Ульриха как величайшего из рыцарей современности.
– Знаешь, что было с моим отцом?
Генрих фон Ланциг не знал своей матери, она, вроде бы умерла при родах, зато отца он просто боготворил; кроме этого, прижизненного портрета заказал себе ещё один, конный, в спальню, а другой повесил в спальне жены, совершенно не считаясь при этом с её мнением. Поэтому быть в курсе обстоятельств его исчезновения обязан был каждый обитатель замка. На счастье, обстоятельств этих известно было совсем немного. Так что и Айдан пришёл подготовленным:
– Он отправился с Дейермером в его поход и не вернулся.
– Ага, – в глазах полыхнуло. – Не вернулся. А ты знаешь, куда они держали путь?
– Вниз по течению Ведера. Учёные люди сходятся в том, что их целью был провал, Туманный ров подле Чёрной и Белой Крепости, который предположительно ведёт на Обратную сторону.
– А ты выучил много умных слов, парень, – барон помотал головой, будто отгоняя незваную учёность. – А что они там забыли, а? Почему отец всё бросил и помчался с этими нищебродами? Да вообще, они сделали то, зачем шли, или он сгинул напрасно?
– Этого никто не знает.
– Не знает, – барон стукнул по столу кулаком. – Не знает. А ты узнаешь! Вот тебе моё поручение, парень, первое и единственное.
С учётом того, что добрый Генрих приходился ланцигскому монастырю светским аббатом, в его праве отдавать монахам поручения вряд ли кто-то мог усомниться. Даже если поручение это абсурдно и заведомо невыполнимо.
– Но мастер Бернхард, начальник над хронистами…
– Твой мастер Бернхард – просто старый кретин, он ничего не понимает! Знай себе болтает, что мир ещё не готов к этому знанию. Тьфу! Трус он, как и все монахи. А ты… не знаю, может, разберёшься.