Тени Огнедола. Том 4
Шрифт:
— А тебе нельзя.
— Но я уже ела картошку! — возмутилась девочка. — Кирай мне разрешает брать печенье после ужина.
— Руки ему надо поотрывать, если он разрешает тебе такое «печенье».
— Кирай — хороший. Не говори про него плохо.
Покосившись на сердито смотрящую на него Рифу, Ри рассмеялся.
— Ладно, ладно, я твоего Кирая не видел, так что спорить не буду, — свернул на попятную он и, затолкав пирожное в рот, продолжил: — Тебе нельзя именно это печенье. В нем много разной гадости, от которой дети должны держаться подальше.
— Зачем ты тогда это ешь, если оно плохое?
— Сейчас это единственный способ восполнить энергию. Я остался совсем на нуле, а мне нужны ресурсы для создания токсина. И, чует мое сердце, не только для этого.
— А тебе не станет потом плохо?
— Беспокоишься обо мне?
Ри с прищуром посмотрел на нее, и, смутившись, Рифа опустила взгляд в миску с картошкой.
— Не переживай, малышка, подобная ерунда мне ничего не сделает.
Верно. И как она сама не додумалась? Ядовитую змею нельзя отравить.
Смирившись с тем, что ничего другого ей не достанется, Рифа принялась за картошку.
Опустошив тарелку, она забросила ее на заднее сидение и затихла, время от времени поглядывая на ведущего машину Ри. Сейчас он был абсолютно спокойным, совсем не таким, как прежде: не тем шебутным мальчишкой, что выскочил под колеса автомобиля, и не тем жутким существом, которое убило Дани с друзьями. Что, если они действительно собирались обидеть ее, а Ри ее спас? А она так грубо повела себя с ним, сбежала, доставила уйму хлопот. Если бы Кирай все это увидел, ему стало бы стыдно за нее. Но даже если Ри и обманул ее, даже если Дани не собирался делать ничего плохого, разве она имела право обвинять его и называть убийцей?
— В чем дело, малышка? — спросил Ри, заметив, как она помрачнела.
— Я тоже убийца, — Рифа шмыгнула носом и забралась на сиденье с ногами, поджала коленки к груди. — Я убила маму. И лучшего друга Кирая. И ту, кого он любил. И много кого еще.
— А, выбрось это из головы, — легкомысленно произнес Ри. — Это не твоя вина.
— Ты говоришь совсем, как Кирай. Но это только слова. Это я сделала, значит, и вина моя.
— Это сделала твоя сила, а не ты. Тебя просто превратили во вместилище. И сколько бы ты ни старалась, ты не сможешь ее сдержать. Это как пытаться перегородить реку тонкой веточкой. Но не беспокойся, я отведу тебя к целой горе бревен, из которых ты сделаешь огромную плотину.
Рифе хотелось ему верить. Зачем бы он стал врать ей? У него не было причин винить ее, а вот у Кирая, у Каюры, у отца их было более, чем достаточно, пусть они и убеждали ее в обратном.
— Папа никогда меня не простит, — пробормотала Рифа, чувствуя, как на глаза накатывают слезы.
— Ерунда. Он же не совсем ничего не смыслящий дурак. Ну все, прекращай хныкать, — Ри щелкнул ее по носу. — Я делал вещи в десятки, в сотни раз хуже, чем то, что сделала ты. И, в отличие от тебя, делал вполне осознанно, и зачастую не во имя какой-то благой цели, а просто потому, что мне так захотелось. Но отец все равно всегда прощал меня.
— Ты вел себя плохо? — перестав тереть глаза кулачками, Рифа посмотрела на него.
— Очень плохо. Но чтобы я ни натворил, я знал, что всегда смогу вернуться к отцу, и что он примет меня. Я ему, конечно, не рассказывал обо всем, но он и сам скорее всего догадывался. Возможно, если бы он так мне не попустительствовал, я бы и держал себя в рамках. А может, поступал бы еще хуже, просто чтобы позлить его.
Ри хихикнул, совсем как нашкодивший мальчишка.
— Зачем ты хотел его злить? Ты его не любил?
— Напротив. Мне просто не хватало его внимания. Он давал его столько, сколько было в его силах, и не скажу, что этого было мало. Но мне все равно хотелось больше.
Из голоса Ри исчезло привычное ребячество и легкомыслие. Едва сведя брови, он смотрел на подсвеченную фарами дорогу, но, казалось, видел что-то совершенно другое. На его губах блуждала едва заметная улыбка.
— Это не его вина. Просто непреодолимая сила обстоятельств, — тихо добавил он. — Я злился из-за того, что многое нельзя было изменить. Вот и делал глупости всякие.
— Наверное, он очень хороший отец, — сказала Рифа, рассудив, что о плохом Ри не стал бы говорить с такой теплотой в голосе.
— Он лучше всех.
— Когда ты поможешь мне, ты вернешься к нему?
— Не совсем, — ответил Ри и надолго умолк, прежде чем продолжить. — Я не знаю, где он и что с ним. Не знаю даже, жив ли он.
Повисшее в салоне молчание было гнетущим, и Рифе захотелось поскорее прервать его, даже сказав глупость, но Ри заговорил первым.
— Нет, чушь, отец точно выжил, — он замотал головой из стороны в сторону, будто его пытались убедить в чем-то, о чем он и слышать не желал. — Он не мог вот так меня бросить. Просто не мог.
Ри отвернулся, перестал смотреть на дорогу; он с силой сжал руль и костяшки его пальцев побелели. Рифа занервничала, засуетилась, чувствуя себя виноватой, что расстроила его. Нужно было что-то придумать, что-то сделать или сказать, чтобы поскорее все исправить.
— А хочешь… хочешь…, хочешь я познакомлю тебя со своей семьей? С Кираем, отцом, Каюрой и тетей Нерин, — нашлась она.
Ри перестал пялиться в окно и в удивлении посмотрел на нее.
— Не, точно нет. Я им не понравлюсь.
У Рифы отлегло от сердца, когда он снова, как ни в чем не бывало, заулыбался.
— Откуда ты знаешь?
— Поверь мне, такой, как я, им точно придется не по вкусу. Да и дядя твой сразу спустит с меня шкуру. И разбираться не станет, — Ри прыснул в кулак, тогда как Рифа не нашла в этом ничего забавного.
— Я скажу им, что ты хороший.
— Тебе не говорили, что обманывать плохо?
— Я не обманываю! Ты помогаешь мне, значит, ты хороший.
Ри бросил на нее короткий взгляд и снова щелкнул по носу.