Тени пустыни
Шрифт:
Тогда генерал–губернатор поднял бокал:
— Друзья, прошу приветствовать нашего друга и брата горбана Джаббара.
Многие кинулись чокаться, но Джаббар не выпил ни капли.
— Видали… — бормотал князь–телеграфист, — Джаббар… Па–а–адумаешь, каждый день новое имя! В прошлом году его звали Пир Мухаммед–шах… там, в полосе погранплемен, в Северо–Западной Индии. Ой, извините, тайна, секрет полишинеля…
Князь ладонью зажал себе рот и принялся гримасничать. Тут же к нему вернулась словоохотливость.
— Музей восковых фигур. Вон тот бухарец — зебра полосатая. Заккария… Как его… Хасан Юрды Давлятманд.
Тут он совсем понизил голос:
— Он представитель Ибрагим–бека. Вы слыхали про такого фрукта?
Доктору оставалось усмехнуться. В начале двадцатых годов Петр Иванович служил военным врачом в частях Красной Армии в Восточной Бухаре. Во время операций против басмачества он был захвачен Ибрагим–беком, претерпел все ужасы плена и лишь случайно остался жив. Но он не торопился рассказывать князю о своем давнишнем, не слишком приятном знакомстве с командующим мусульманскими силами, ставленником беглого эмира бухарского…
Но Орбелиани уже забыл про Ибрагима.
— А вот еще молодой, в белой папахе… туркмен. Знаешь, кто? Ишик–хан, туркменский наследный принц, сынок старого бандюги Джунаид–хана. Всех и не перечесть… Веселая компания! И с ними якшаемся мы, русские интеллигенты. Здорово!
И вдруг он запел «Калинка–малинка моя», вскочил и пустился отплясывать… лезгинку.
Под смех и выкрики захмелевших гостей князь–телеграфист протанцевал через весь огромный ковер, разбрасывая звенящие пиалы и блюда и, весь дергаясь, замер перед Анко Хамбером и Томпсоном. В наступившем молчании очень громко прозвучали слова:
— Эй вы… с позволения сказать… серые сэры… м–м–м… джентльмены кошелька и дубинки… п–п–понятно?..
Все повскакивали. Генгуб заволновался.
А Орбелиани, отбиваясь от протянувшихся к нему рук, пьяно выкрикивал:
— Как ты смел мне предложить?! Торгаш ливерпульский! Мне, русскому, предложить иудины тридцать сребреников, английская морда!
Его повели прочь от ковра. Али Алескер суетился около тестя, успокаивал его. Солнце пробивалось сквозь листву чинара и грело все сильнее.
Завтрак продолжался. Разговорившись с соседями, дородными персиянами, доктор узнал, что на угощении присутствуют Казы–хан Иомудский, Айрапет Мартиросян, миллионер и дашнак из Герата, коммерсант из Коканда Садреддин, богач Хакимов, торговец каракулем, некий Джон Скотт, сорок лет прослуживший на Востоке, мистер Деви из Филадельфии, американский коммерсант.
«Гарден партей» затянулся. Доктор и Али Алескер с супругой вернулись в Баге Багу к ночи. Генерал–губернатор со свитой уехали в горы.
Сбегая по лестнице от своего пациента, доктор попал прямо в объятия Орбелиани.
— Не поймите превратно. Хотел набить морду сэру. А знаете, за что?
— Понятия не имею, — сухо сказал доктор, осторожно высвобождаясь.
— Не хочу, чтобы превратно… Я его… Он мне предлагал пять тысяч фунтов, целый капитал, впрочем… идти с Джунаидом. Назначали начальником полевого штаба — и в поход… на Россию. Паскуда! Купить хотел, ска–а–тина!
Он сопел, захлебываясь словами, пьяно хныкал. Доктор никак не мог вырваться из его объятий. Но вдруг, в какое–то мгновение, хмель вылетел из головы князя–телеграфиста. Он затолкал доктора под лестницу в темное местечко и зашептал:
— Дражайший доктор, есть роскошная комбинация.
— Что вы от меня хотите? Пустите наконец, — рассердился Петр Иванович.
— Помилуйте, не сердитесь, великолепный шанс! Вы в прекрасных отношениях с Музаффаром, с сей потрясающей личностью. Вы его знаете. Он вас знает. Он вам верит. Не уходите. От вас зависит все… жизнь и смерть!
В голосе Орбелиани звучало отчаяние. В его словах не было и намека на обычное шутовство. Доктор невольно остановился.
— Простая вещица, — умоляюще бормотал князь–телеграфист. — Мне очень важно встретиться, повидаться с дервишем Музаффаром. Жизненно важно. О боже! Что вам стоит…
— Зачем? — удивился доктор.
— Ну! Ну хотя бы поблагодарить за то… за… помните, вам рассказывал… за спасение наше с супругой. Я… ему по гроб жизни… клянусь… Повидать только, пожать благородную руку. Не подумайте чего. Он оглянулся испуганно на дверь. — Нет–нет. Эти… этот Джаббар ни при чем… Я… мы… Мне бы только повидать. Прошу. Пошлите кого–нибудь… с запиской, что ли. Он где–то близко… в пустыне… Он не откажет. Вы его спасли. Пусть напишет: где, когда… И я с вами… так, налегке… пожать только руку… Сам задумал, сам хочу… Не подумайте. Я их всех ненавижу… англичан…
Язык у него заплетался.
— Идите проспитесь, — сказал Петр Иванович. — И поймите, я ничего общего с этим дервишем не имею. Ничего.
Орбелиани ушел пошатываясь, и еще долго по всем покоям алескеровского дворца слышались его сердитые выкрики.
После ужина Петр Иванович нашел Алаярбека Даниарбека в саду на берегу водоема. Маленький самаркандец, оказывается, проспал весь день,
— Поезжайте в Хаф, — сказал доктор. — Я остаюсь. Генерал–губернатор обещал дать все для экспедиции. Я дождусь и приеду на автомобиле хозяина Баге Багу.
— Сейчас заседлаю. Ночью лучше всего ехать… Только, Петр Иванович, я хотел сказать: не задерживайся. Здесь нехорошо.
— И я думаю — нехорошо.
— А ты знаешь, почему нехорошо?
— Знаю.
— Нет, ты не знаешь. Дервиша видели близ Баге Багу.
— Дервиша? Музаффара? Что он делает здесь?
— Я видел его. Он привез сюда сигэ, как ее, Гульсун, с девчонкой.
— Сюда? В Баге Багу?
— Да, сына Гульсун оставила в Сиях Кеду, а сама… только не здесь, а в селении Кяриз, поблизости.