Тени старого дома
Шрифт:
– Я не знаю, как это случилось, – сказал печально Роджер. – Может быть, в этом и ваша и моя ошибка. Я стремился думать об этом как об абстрактной проблеме – логической или нелогической, если вам так нравится. Но войдите в мое положение, Би. Очень трудно проявлять энтузиазм в ситуации, когда мальчик выглядит абсолютно здоровым и ведет себя так, как будто у него нет других забот, за исключением того, как лучше провести время с Дебби. – Он прервал свою речь и бросил на меня испытующий взгляд. – Почему вы усмехаетесь? Над моим архаичным стилем, я думаю. Это не те слова, которые вы бы использовали на моем месте?
– Нет.
– Неважно. Би, если вы воспринимаете это серьезно, а я вполне серьезен...
На Би, очевидно, подействовало это предложение.
– Я не знаю, Роджер, – сказала она, не спеша. – Наши точки зрения настолько отличаются...
– Тогда мы будем искать пути наведения мостов через пропасть. – Он взял ее за руку. – Давайте поговорим. Не приказывайте мне замолчать.
– Я попытаюсь.
Ответ обязывал не ко многому, но Роджер, видимо, почувствовал облегчение.
– Чудесно! Разрешите я расскажу, над чем сейчас работаю? В какой-то мере это подкрепляет вашу теорию, – добавил он с лукавым взглядом.
Уголки рта Би дернулись:
– Роджер, вы неисправимы. Но продолжайте.
Роджер залез под стол и достал свой портфель. Открыв его, он стал вытаскивать бумаги.
– Мой первый предмет, – начал он, – это камень под алтарем. Ясно, что он привозной. Мрамор иноземного происхождения, возможно, итальянский. Это, может быть, реликт, но в этом случае требуется описание, объясняющее его происхождение. Ничего подобного мы не увидели.
Следующий предмет – это латунная плита Этельфледы. Надпись там своеобразная, мягко говоря. Ни дат, ни фамилии, ни происхождения. Вместо этого пара непонятных эпитафий. Я более внимательно рассмотрел предполагаемый «крест», который она держит, и, как я говорил вчера Энн, пришел к выводу, что это не крест.
Роджер сделал паузу. Выслушав эту кучу аргументов, я поняла, что он намерен приняться за те из них, которые, как кажется, имеют наиболее отдаленное отношение к делу, и собирается с мыслями, чтобы подать этот материал в самой убедительной форме.
– Предмет, который Этельфледа держит в руках, является двойным топором. Это очень древний религиозный символ, связанный с Критом и Минойской империей, но он также обнаружен в Англии, вырезанный на одном из монолитов Стоунхенджа. Датируется он примерно 1800 годом до нашей эры.
Минойцы поклонялись богине-матери, повелительнице деревьев и гор, хозяйке диких животных. Одним из ее символов был двойной топор, который обычно носили жрицы-женщины. Другими символами культа были змея, голубь и бык.
Некоторые древние цивилизации поклонялись богине-матери, которая символизировала богатства природы. Часто с ней был связан мужчина, иногда супруг, иногда сын, который умирал и возрождался так же, как на месте увядших в холодную зиму культур растут новые.
Я решила, что наступило время прервать лекцию.
– Я вижу, куда вы клоните, Роджер. Бегущие животные на фризах в склепе и в часовне могут иметь отношение к богине, поскольку она является властительницей животных. На барельефе вокруг алтаря изображены не Мария и Христос, а Великая Мать и ее возлюбленный, как бы он ни назывался. Но вы заходите слишком далеко, если думаете, что мы поверим, что доисторическая религия оживает через две тысячи лет в отдаленном уголке Англии. А что вы скажете о быке? Наверное, он относится к митраизму. Митраизм был первоначальной религией мужского шовинизма. К ней не допускались ни женщины, ни богини.
Роджер сердито посмотрел на меня. Потом он вспомнил, что сам предложил создать атмосферу открытости и терпимости. Он страдальчески улыбнулся.
– Я собирался подойти к этому постепенно. Ясно, что я не поверил, что женщина пятнадцатого века, живущая в Серой Гавани, будет поклоняться древней минойской богине. Но я думаю, что вера в богиню-мать распространяется значительно дальше и оживает в существенно более поздние времена, чем мы себе представляем. Поклонение Кибеле [11] было популярно в Риме много лет спустя после падения Крита, а она была лишь одной из версий первоначального божества. Римские легионеры донесли этот культ до Англии. И там, если я прав в своих догадках, он встретился и смешался с другой, более старой ветвью этой веры – той, что принесли в Британию ремесленники, участвовавшие в строительстве Стоунхенджа. Старые языческие религии были все еще распространены среди крестьян сотни лет после того, как христианство стало официальной религией, если такие ученые, как Маргарет Мюррей [12] , правы. Она подтвердила, что этот культ перешел в средние века из доисторической религии и осуждался христианскими священниками как ересь.
11
Кибела – фригийская богиня плодородия, материнства, создательница богов, людей и зверей. Изображалась с чашей, символизирующей изобилие, тимпаном, призывающим своими звуками к веселью, в окружении жрецов и диких зверей.
12
Маргарет Мюррей (1863-1963) – известная британская исследовательница колдовства в Западной Европе, автор известных работ «Культ ведьм в Западной Европе» и «Бог ведьм».
– Вы хотите сказать, – спросила Би, – что часовня является языческим храмом, посвященным языческой богине?
– Нет, нет! – Роджер тщательно подбирал слова, следя за реакцией Би. – Вспомните, что первые века христианской церкви были отмечены многочисленными расколами и проявлениями ереси. Люди пережили тяжелые времена, проникаясь новыми идеями, особенно когда сталкивались с внешним сходством между христианскими догмами и некоторыми языческими культами. Для простодушного человека поклонение деве и ее воскресшему сыну покажется схожим с древней верой в богиню-Мать и ее умирающего и воскресающего супруга. Такой верующий может показаться не таким уж большим грешником по сравнению с другим, уподобляющим Кибелу более древней богине-матери. Сравнительно недавно старые идеи были забыты. Я уверен, что часовня была ортодоксальным уважаемым местом поклонения Христу на протяжении веков. Но я считаю, что за тысячелетие до этого она была центром для искренне и пылко верующих в высшее существо. За два тысячелетия до рождества Христова на этом месте мог быть маленький неказистый храм. Я буду последним, кто отрицает силу этой веры, ведь она лежит в основе моих предположений.
Он замолчал. Его глаза замерли на Би, как глаза собаки, надеющейся на кость, но, скорее, ожидающей пинка.
– По поводу этого быка, – начала я.
– Минуту! – остановил меня Роджер. – Что скажет Би?
– Вы ужасно многословны, – сказала она. – Вы всегда читаете такие длинные лекции?
Она улыбалась. Роджер вздохнул преувеличенно глубоко.
– Значит, я не обидел вас?
– Мы не такие ограниченные и невежественные, как вы думаете.
– Я никогда не говорил...
– Однако, – продолжала Би, – я думаю, что вы допускаете натяжки. У вас нет доказательств перемещений, о которых вы упоминали.