Тени убийства
Шрифт:
— Господи помилуй, Пэм, оставь их в покое! Я свою сестру знаю. Она крышу снесет, если вдруг заподозрит, что ты ее сватаешь.
— Я никого не сватаю, — негодующе возразила жена. — Они знают друг друга сто лет. И дружат. Оба самостоятельные, живут собственной жизнью…
— Глуповатое рассуждение. Скажем, копченая рыба вкусная, меренга тоже вкусная. Значит, копченая рыба с меренгой — это очень вкусно, — сварливо заключил Джефф.
Памела со вздохом откинулась на подушки:
— Нечего было тебя даже спрашивать, — и вскоре продолжила: — Джулиет говорит, сестры Оукли продают дом и переезжают. Для них это тяжелое испытание. Они там родились. По-моему,
— Дом выставляется на торги с обстановкой. Им занимаются местные аукционеры.
— Дело совсем не такое простое. Есть семейные реликвии вроде портрета Гадкого Уильяма, о котором упомянула Джулиет. Для сестер каждая кроха в доме памятна. Продать его все равно что самих себя до последнего. Навсегда расстаться с собственной жизнью…
— Понимаю, — сказал Джефф после паузы. — Может быть, ты права. С другой стороны, ни ты, ни я еще до таких лет не дожили. Может, они готовы расстаться с прошлым. Может, хотят с ним расстаться. Если так беспокоишься, поговори с Джулиет. Впрочем, она наверняка подумала об этой стороне дела. — Он взбил подушку и снова улегся. — О моей сестре можно сказать что угодно, но деловой хватки у нее не отнимешь. По-моему, тут она превзойдет тебя, Пэм, хотя даже Джулиет не пытается устроить кому-то счастливую личную жизнь. Ты с огнем играешь!
— Иногда ты несешь чепуху, — отрезала жена. — Кстати, я видела, как ты сунул Мередит ту самую коробку.
— Ну и что? Ей интересно, — воинственно заявил Джефф.
— Откуда ты знаешь, — спросила Памела, неведомо для себя повторяя вопрос Алана Маркби, — что кому-нибудь, кроме тебя, интересно то, что было много лет назад, а теперь вообще не имеет значения? — И, не дожидаясь ответа, бросила: — Давай спать!
— Уже сплю… — донесся сонный голос с соседней кровати.
На другом краю города шумно спал Алан Маркби. Мередит выскользнула из постели, накинула халат. Спустившись, схватила коробку Джеффа, понесла на кухню. Чувствовала себя ребенком, добравшимся до холодильника ради ночного пиршества. Уселась за столом, со щекочущим предвкушением развязала шпагат и, сняв крышку, увидела целую кучу бумаг: фотокопии газетных статей и кипы судебных протоколов, размашисто дополненных чьей-то рукой. На дне обнаружилась перехваченная резинкой пачка как бы репортерских заметок. На верхнем листке красуется та же размашистая подпись «Стэнли Хакстейбл».
— Что это? — пробормотала она. — Видно, Джефф сунул по забывчивости, иначе из рук бы не выпустил…
Поздние заметки сделаны почерком Джеффа. Мередит разложила перед собой бумаги, гадая, с чего начинать.
Глава 5
Нечего ожидать, что Уильям Оукли обрадуется возобновлению расследования смерти своей жены. Инспектор Джонатан Вуд медленно шел по подъездной дорожке к усадьбе Форуэйз, думая, что ему еще меньше понравятся возобновившиеся допросы.
Рядом с ним шел сержант Паттерсон, краснолицый здоровяк. Даже не глядя на него, известно, что усадьба произвела на сержанта сильное впечатление. Сам Вуд не особенно восхищается готикой, которая сопровождает его всю жизнь. Предпочитает старый палладианский стиль [2] времен своих предков. Такая архитектура отвечает его представлению о гармонии, симметрии и пропорциональности. А тут только посмотрите, с отвращением поморщился он. Стрельчатые окна уместны в храме, но не
2
Имеется в виду классический стиль Андреа Палладио, итальянского архитектора эпохи Возрождения (1518–1580), который пользовался огромной популярностью в Англии с начала XVII века.
— Рапунцель, Рапунцель, проснись, спусти свои косыньки вниз… — невольно пробормотал он вслух.
— Не понял, мистер Вуд?.. — опасливо спросил сержант Паттерсон.
— Забыл сказки братьев Гримм?
— Не могу сказать, сэр. — Паттерсон покраснел от натуги. — Гензель и Гретель… — неуверенно добавил он.
Ну ладно. Вуд сжалился, объяснил про Рапунцель и башню.
— А, вот оно что, сэр, — понял Паттерсон. — Чудной дом. Красивый.
Вуд неожиданно разозлился:
— Красивый или нет, мы тут не для того, чтобы кланяться и пресмыкаться, ясно? Даже если Оукли джентльмен, он все равно подозреваемый.
— Так точно, сэр, — сказал Паттерсон с прежним сомнением.
Возможно, подумал Вуд, не следовало его брать. Показания мог записывать констебль Бишоп, тонко понимающий субординацию и не обращающий никакого внимания на обширные усадьбы с живущими там джентльменами.
Дверь открыла девушка в накрахмаленной до ледяного сахарного хруста наколке на голове и в фартучке.
— Чего вам? — развязно спросила она, распознав с первого взгляда, что перед ней не джентльмены, и откровенно давая понять, что им надо пройти к черному ходу для обслуживающего персонала.
Чуя рядом смущенного сержанта Паттерсона, Вуд громко объявил:
— Инспектор Вуд из бамфордской полиции к хозяину. Надеюсь, он дома?
Горничная сразу сменила манеру, охваченная любопытством:
— Здесь, сэр, только на конюшне. Вроде лошадь его охромела. Коновала ждет.
— Ну, пока ждет, можно и побеседовать. Сходи за ним, будь любезна.
Девушка тряхнула крахмальной наколкой:
— Ладно. Желаете зайти?
Визитеры переступили порог. Паттерсон огляделся в поисках половика, чтобы вытереть ботинки, и совсем смутился, видя лишь дорогой турецкий ковер.
— Давайте ваши шляпы. — Горничная осторожно взяла котелки, словно боясь заразиться, положила на столик в прихожей, провела полицейских в маленькую гостиную.
Вуд догадывался, что где-то есть большая, затянутая бархатом, которой их не удостоили.
Паттерсон взмок от волнения.
— Блокнот захватил, сержант? — грубовато спросил Вуд. — Приготовься записывать. Постарайся на сей раз без ошибок.
Прошло восемь минут по золоченым часам на каминной полке, прежде чем явился Оукли. Распахнул дверь, вошел быстрым шагом, уставился на посетителей с агрессивным видом. Он был в бриджах и сапогах для верховой езды, но без пиджака, в рубашке и жилетке. Видно, снял пиджак, осматривая лошадь. Интересно, что даже не стал переодеваться, узнав, кто его ожидает в гостиной.
— Догадываюсь, зачем пришли, — язвительно сказал он. — Наслушались гнусных сплетен, которые разносит та самая Баттон.
Выглядит неплохо, заключил про себя Вуд. Темные кудри, роскошные усы. Инспектор однажды пробовал отпустить усы, но сдался под насмешливым взглядом дочки. Раскрасневшийся в данный момент Оукли был высок, отлично сложен, бриджи плотно облегали мускулистые ляжки. Да, такие мужчины нравятся дамам.
— Если не возражаете, сэр, у меня есть несколько вопросов, — сдержанно проговорил Вуд.