Тени в холодных ивах
Шрифт:
Не думаю, что она скрывала от меня какие-то свои тайны. Ну что такого особенного и секретного там могло быть? Письма или записки от любовников? Это сейчас, в наше-то интернетное время, когда все люди переписываются по телефону или электронными письмами? Тогда что? Всю ее одежду я и без того знаю, я же вижу ее каждый день, вижу и ее белье, которое мы с ней стираем в стиральной машинке и развешиваем сушиться на лоджии. Деньги она тоже не могла там прятать, потому что их у нее просто не было. Я одалживала ей, конечно, деньги, когда она меня об этом просила, когда ей нужно было купить что-то дорогое и непременно необходимое, теплый плед, к примеру, который ей был необходим, как она говорила, для чтения, для уюта. Или альбом Босха, которым она загорелась, увидев рекламу
И вот теперь мы вместе с майором Родионовым входили в эту святая святых, в комнату моей сестры (которая, кстати, была вдвое больше площадью, чем моя), и я едва сдерживалась, чтобы в очередной раз не оглянуться, чтобы проверить, нет ли Марины за моей спиной.
Комната была захламлена, под ногами хрустели пыль или песок, словом, пол был грязный. Сквозь тусклые, сто лет не мытые окна, наполовину зашторенные старыми вылинявшими шторами зеленого цвета, едва пробивалось полуденное солнце, делая все вокруг зеленоватым. Я увидела постель своей сестры и обомлела. Зеленый, в райских птицах и тропических фруктах, комплект стоит пятнадцать тысяч рублей! Я знала это точно, потому что сама его ей показывала в одном из интернет-магазинов, чтобы разделить с ней свое восхищение. Она сказала, что мы не можем себе позволить такое дорогое постельное белье. И вот оно здесь, в ее комнате! И если сопоставить сроки, когда мы обсуждали эту тему, то, получается, она купила его примерно три месяца тому назад, и все это время она спала на нем, не стирая! А как бы она могла его постирать – тогда я увидела бы его! Она пихала в стиральную машинку какие-то, возможно, и без того чистые пододеяльники и простыни, зная, что мне и в голову не придет извлечь белье из машинки и рассмотреть. Я же нормальный человек. Но почему, спрашивала я себя, краснея от стыда за свою сестру, которая довела это прекрасное белье до такого грязного состояния, что оно выглядело уже смуглым! Постель была прикрыта старым байковым одеялом с зайками и оленятами – наше детское приданое.
Письменный стол представлял, безусловно, интерес для майора. Что в нем? Записки, квитанции, документы, может, дневник?
– Вы смотрите, я пойду приготовлю чай.
– Да-да, пожалуйста, – отозвался, не поворачиваясь ко мне, Родионов, рассматривая каждую вещь в комнате.
И тут он, выдвинув нижний и самый объемный ящик письменного стола, присвистнул:
– А вот и пирожные к чаю… – Он смотрел куда-то вниз, я не видела то, что видел он. Подошла, заглянула и не поверила своим глазам. Ящик был просто набит пластиковыми контейнерами со знакомой мне уже наклейкой расположенной буквально в двух шагах от нашего дома кондитерской «Крем-брюле». В верхнем прозрачном контейнере лежало ровно шесть эклеров.
Неужели она купила их для меня в знак примирения после ссоры с конфетами? Так хотелось бы думать мне, если бы не ряды пустых контейнеров, перепачканных изнутри мазками старого крема, безе, шоколадной глазури.
– Ваша сестра была сладкоежкой, – эти слова Родионов произнес, когда, открыв отделение большого книжного шкафа, увидел целую стопку коробок с конфетами (или уже без конфет?).
– Да уж, – проблеяла я, чувствуя, как наполняюсь странным чувством не то ледяной злобы, не то острой жалостью к той, которая так и недоест свои конфеты, потому что умерла.
В платяном шкафу, в самом низу, где хранилась обувь, мы откопали целые запасы спиртного и коробку с грязными, в красных и оранжевых потеках, фужерами. Так вот
– Оказывается, я и не знала свою сестру, – сказала я, чувствуя, как перекашивается мой рот, не зная, то ли я сейчас заплачу, то ли расхохочусь. – Она читала мне целые лекции о вреде сладкого, отчитывала меня за каждый съеденный эклер. Мне приходилось… – я замолчала, потому что моей сестры уже не было в живых, и не было никакого смысла вспоминать мои тайные походы в кондитерскую. И вряд ли мои правдивые рассказы о том, какой на самом деле была моя сестра, помогут в расследовании ее убийства.
Мне вдруг захотелось поскорее уйти из этой душной и грязной комнаты, заполненной до краев подлым компроматом, мерзкими тайнами. Уж лучше бы она хранила здесь банки с заспиртованными сердцами своих любовников или орудия пыток. Или полный ночной горшок. Но только не эклеры, конфеты и купленное тайно от меня постельное белье с райскими птицами.
Но и это было не все. В комоде нашлось и нижнее белье, новое, с ценниками, при виде которых мне стало и вовсе нехорошо. «Черный пояс с подвязками «Kitty» от Lascivious. Примерка белья разрешена, только ручная стирка. 6 371 р.».
Зачем моей сестре подвязки? Или бюстгальтер за десять с половиной тысяч? Откуда деньги? Премиальные, которые она так тщательно от меня скрывала? Или просто копила, не тратя на продукты, которые всегда закупала я?
Да, забыла сказать, машину-то я в прошлом году купила. Кристина убедила меня сделать это «легко и весело». Когда моя сестра поняла, как же удобно иметь при себе бесплатного личного водителя, то оценила это по достоинству: всеми закупками теперь занималась исключительно я!
Неужели она и сумму зарплаты своей занижала? А спросить у Зои о зарплате сестры я просто бы не осмелилась. Да и зачем мне это было нужно? Моего заработка (у меня случались и частные занятия с учениками) вполне хватало на то, чтобы накормить нас обеих.
– У вас был такой вид, будто бы вы впервые увидели комнату вашей сестры, – сказал Сергей Родионов, когда мы с ним на кухне пили чай.
– Так оно и есть, – коротко ответила я.
Но ему нужны были подробности.
– Она воспитывала меня, сил не жалела, а со своей жизнью не церемонилась, видите, сколько сладкого ела, – истерично хихикнула я. – О мужчинах мечтала, но реально никого не встретила – белье-то, сами видели, не распаковано, новое. Постель купила стоимостью как чугунный мост. Получается, что ее мечты расходились с ее же собственными жизненными принципами.
– Катя, и все-таки: кто мог пожелать ей смерти?
– Только я, – грустно улыбнулась я. – Шучу. Я очень любила свою сестру. И теперь просто не представляю, как буду без нее. Она была моей опорой, она была сильной, а я – совсем другая. Думаю, я на самом деле как-то не так жила, хотя и старалась прислушиваться к ее советам. Думаю, она не зря меня так опекала. Чувствовала, что без ее наставлений я просто пропаду. Не зря же она говорила, что…
Но тут я поняла, что этому Родионову, перед которым я так разоткровенничалась, до меня нет ровно никакого дела. Что он просто выполняет свою работу, ему нужно найти убийцу моей сестры. Но я-то чем могла ему помочь? Только что он понял, что я и сестру свою совсем не знала. Что мы с ней жили в разных мирах. Что она была человеком скрытным и по отношению ко мне вела себя неестественно, желая подать мне пример. Но в чем?
Я окончательно запуталась. А еще мне было ужасно стыдно перед чужим человеком за то, что моя сестра держала меня просто за дурочку.
Представляя себе, как она, запершись в своей комнате, поедает, давясь, эклеры, я и вовсе не знала, как это объяснить и как ее оправдать. А оправдать ее мне почему-то захотелось очень скоро. Вот почему, запрещая мне что-то, она делает это сама тайно?!
И тут я вдруг расхохоталась, представив себе, что ночами моя сестра тайно рисует картины – это то, чем она запрещала заниматься мне, считая это глупостью и пустой тратой времени. К тому же ее выбешивало, что я трачу на краски и прочие художественные материалы кучу денег.