Тени войны
Шрифт:
— Да? — по-французски, голос мужской.
— Симон Райнис? — заговорил я на русском. — Это вас беспокоит московский корреспондент… — Я представился.
Пауза.
— Але!? — забеспокоился я, что нас разъединили.
— Да, это я, — подтвердил неохотно голос. Мужчина говорил на русском.
— Я журналист. Пишу книгу о разведке. Работаю в Москве. Там от своих знакомых узнал, что Западная группа войск усиленно занималась разведкой и подготовкой диверсионных подразделений. Мне дали имена офицеров, кто этим занимался. Так я и
Райнис опять долго молчал. Я снова заалекал. Наконец, он произнес со вздохом:
— Откуда вы узнали номер этого телефона?
— От моих друзей. Скорее всего, от наших общих друзей, я так понимаю.
Профессор делал страшные глаза, давая понять, чтобы я не слишком увлекался враньем.
— Хорошо… Кто с вами еще?
— Я вообще-то один, — соврал я. Райнис, похоже, не поверил:
— Мы можем встретиться в отеле «Пийон». Знаете, где это?
— Впервые слышу.
Райнис объяснил, как проехать. Я записал: Монмартр, 32.
— Приходите сегодня в два часа дня. Надеюсь, вы сегодня свободны?
— Конечно! Моя главная задача — собрать материал для книги. Чем еще я могу заниматься в такой ответственной командировке?
— Мало ли, — хмыкнул Райнис. — Может, у вас назначены другие деловые встречи. Вы уже виделись с другими… моими коллегами?
Вяземский, внимательно слушавший наш разговор, тут же отчаянно замахал головой.
— Нет. Я вчера только прилетел.
Вяземский состроил болезненную гримасу. Ну да, я ответил с лишними подробностями. Райнису ничего не стоит после нашего разговора связаться с аэропортом и выяснить, прилетал ли такой-то вчера в Париж?
— Офис 342, — продолжал диктовать Райнис. — Там располагается моя контора.
— Большое спасибо! Вы очень меня обяжете этой встречей.
— Надеюсь… — Райнис положил трубку.
Мы сели с профессором за столик уличного кафе и заказали по кофе с коньяком. Вяземский опять принялся меня наставлять: что говорить Райнису, как себя вести, как сидеть, куда смотреть, какую морду лица состроить, чтобы агент не принял меня за провокатора.
Потом мы на такси доехали до Монмартра и здесь уже разделились.
Мощеный Монмартр собирает каждодневно сотни любопытных из разных стран. Это самое бойкое и оживленное место в Париже, если не считать башню Эйфеля и Елисейские поля. Десятки художников пасут глазами стада туристов, и стоит встретиться с ними взглядом, как они тотчас несутся к тебе с листом ватмана и уже на ходу начинают рисовать твою физиономию карандашом. Стоит немалого труда и душевной стойкости, чтобы послать их куда подальше. Многие слабовольные туристы соглашаются купить свой портрет. Человек все же старался!
Получив свой портрет, турист сразу же попадает в руки других уличных торговцев искусством.
Ему предлагают мячики на жгуте и птички на заводных резинках, полудрагоценные камни, украшения дешевого металла и еще кучу всякой фигни.
Я шел один, довольно скорым шагом
Ровно в 13.55 я переступил порог отеля «Пийон». Меня встретил пустой холл. За стойкой «ресепшн» тоже ни души. Меня нагнал Вяземский.
— Что случилось? — напрягся я.
— Ничего, — пожал он плечами. — Я обещал быть поблизости.
Мы поднялись на третий этаж. Профессор достал из жилетки часы и откинул крышку. Старинный репетитор сыграл два часа пополудни. Я отыскал нужную дверь и постучал.
За дверью притаилась тишина. Я посмотрел на профессора. Он изобразил руками открытие двери. Я пожал плечами и надавил на ручку. Дверь с легкостью распахнулась. И я шагнул в номер.
Пройдя по коридорчику мимо туалета и ванной, я очутился в комнате. Райнис сидел в кресле. По правую руку — журнальный столик со стеклянной крышкой. По левую — диван вдоль стены. Обстановка гостиничного номера. Никакой не офис.
Райнис молча меня разглядывал. Любопытство в его глазах перемежалось с тревогой. Райнис чего-то ждал.
Я несколько опешил и сказал что-то вроде «А-э-а?!», показывая на входную дверь. Райнис кивнул, чтобы я продолжал. — Я тот самый журналист Алексей. А вы, надо полагать, Симон Райнис?
Я протянул ему руку для пожатия, но он даже не пошевелился. Моя ладонь повисла в воздухе. Я еще больше сконфузился и присел в кресло напротив агента. Он неодобрительно проследил за моим маневром.
— Итак, вы журналист? — проговорил.
— А что вас смущает?
— Меня смущает резко возросший профессионализм репортеров. Особенно московских. Я работаю в Париже, но московские репортеры без труда узнают обо мне и о моей работе. Вот что меня смущает. А вас?
Я скривил гримасу: мол, а фигли ты хотел?
— Откуда у вас мои координаты? Судя по вашему лицу, манерам и возрасту, вы не принадлежите к миру разведки. Тогда откуда вы?
Я вздохнул. Все эти разговоры уже начинали надоедать. Удивительно! Если бы я позвонил какому-нибудь чиновнику или простому человеку, а тот не захотел бы со мной встречаться, меня бы послали вежливо, и на том знакомство оборвалось бы. Но вот передо мной уже второй агент разведки, который явно не хочет не то что видеть меня, но даже разговаривать и все равно назначает встречу, начинает выспрашивать. Смылся бы, и всего делов-то!
— Я принадлежу к миру журналистики, — задолдонил я, — пишу книгу о нелегальной разведке, о пропавших агентах. Сейчас вот хотел бы услышать вашу историю…
— Так от кого вы, говорите, узнали мои имя и адрес?
— Я вам еще ничего не говорил, никаких имен не называл.
— Ах, да! Извините мою рассеянность. Мне показалось, вы назвали фамилию вашего информатора.
— Пожалуйста. Мой информатор, как вы выразились, — профессор Григорий Алексеевич Вяземский. Вместе с ним мы пишем книгу о разведчиках.