Тени войны
Шрифт:
Анупа огляделась по сторонам — ее вещей нигде не было видно, и она даже расстроилась.
«Ой, а это кто?!» Из стены на Анупу смотрела какая-то красивая незнакомка. Потрогать ее пальцем не получилось — он уперся во что-то твердое и холодное: так Анупа впервые познакомилась с зеркалом. Она с интересом стала изучать невиданные нагромождения у себя на голове. Анупа еще не знала, что такое прическа, — волосы муюмских женщин развевались свободно, послушные только ветру. А теперь — ровный пробор, а на затылке аккуратный валик из тугих кос. Это тоже было непривычно, однако Анупа своим
Морис сидел рядом с рабом-погонщиком и уныло смотрел на пыльную дорогу. На нем тоже была новая одежда — широкая рубаха из мешковины и короткие, до колен, штаны из того же материала, деревянные застежки на поясе с непривычки натирали живот.
На ногах — добротно сделанные кожаные солдатские сандалии, сидевшие как влитые.
Два часа назад Морис проснулся в повозке, следовавшей сразу за экипажем Анупы. Чувствовал он себя неплохо. Когда он попросил попить, ему дали целый кувшин зе, а заодно предложили коричневую масляную лепешку.
Пока Морис жевал лепешку, запивая ее зе, проходившие мимо солдаты смотрели на него с нескрываемой завистью. «Видимо, я ем элитные продукты, и это значит, что меня ценят», — подумал он. К тому же лепешка и в самом деле была вкусной.
Закончив с едой, он решил размять ноги. Его никто не ограничивал в передвижениях. Однако он все время чувствовал на себе пристальный и недобрый взгляд.
Шляясь вдоль войсковой колонны, Морис приставал к солдатам с расспросами, пытаясь выяснить местонахождение своей спутницы, но никто ничего не мог толком объяснить. Солдаты показывали порой в разные стороны, сбиваясь с нгоро на свои родные наречия.
Наконец Морис сообразил, что люди, восседающие на белых и желтых буйволах, помогут ему больше простых воинов. Он подошел к всаднику, важная осанка которого говорила сама за себя.
Шлем этого человека был изготовлен из головы большой хищной рыбы, а забралом служила нижняя челюсть рыбьего черепа, часто утыканная острыми и длинными зубами. Такой шлем надежно защищал голову в бою и вдобавок наводил на врагов ужас. Под стать шлему были и доспехи из ребер крупных глубоководных рыб. Они были плотно подогнаны друг к другу и скреплены между собой железными колечками. Из-под такой костяной рубахи торчали точь-в-точь такие же штаны, как и на Морисе, разве что немного побогаче. От колена и ниже ногу защищали своеобразные сапоги, туго сплетенные из грубого волоса вроде конского.
Всадник молча и строго смотрел из-под рыбьих клыков на приближавшегося незнакомца. Морис не успел еще задать свой вопрос, как из рыбьей пасти прозвучал голос:
— То, что ты ищешь, в синей кибитке, вон там! Иди туда! — И, пришпорив своего буйвола, промбиуд Моххад поехал прочь.
Прибежав к синей кибитке, Морис обратился к рабу-вознице с просьбой разрешить ему сесть рядом. Очарованный такой светской, в его представлении, обходительностью, раб охотно подвинулся на козлах, освобождая место.
Забравшись на повозку, Морис первым делом заглянул под полог.
На разбросанных в большом количестве подушках лежала Анупа. В широком пестром халате, с аккуратно убранными волосами спящая девушка казалась еще более красивой, чем прежде, но какой-то совсем чужой. Морису даже захотелось разбудить Анупу и убедиться, что ее глаза смотрят на него все так же преданно.
Однако он не стал этого делать, а, тяжело вздохнув, выбрался из-под полога и уселся рядом с возницей. Чтобы скоротать время до пробуждения Анупы, Морис завел разговор с рабом, у которого вместо ушей торчали уродливые обрубки.
Возница охотно отвечал на вопросы и задавал их сам, проявляя любопытство и удивительную сообразительность. Затем он начал рассказывать о своей невольничьей жизни, а Морис, провалившись в полудрему, все кивал и кивал.
Собеседник о чем-то спросил Мориса.
— Чего? — не понял тот.
— Я спрашиваю, почему у тебя на лице растут волосы? Ты туряк?
— Какой еще туряк?! Нет, я не туряк! — с обидой возразил Морис.
— Оно, конечно, может, и не туряк, — продолжал раб, — но ведь только у туряков на лице растут волосы. — Подумав, возница добавил: — И на спине, и на ногах, как у тебя. — Раб подозрительно покосился на Мориса и пошевелил обрубками ушей.
— Нет у меня на ногах никаких волос! На, смотри! — Для пущей убедительности Морис задрал штанину.
Лысый раб нагнулся и внимательно изучил предъявленные доказательства. Обрубки ушей снова задвигались. Неизвестно зачем он даже поскреб колено подозреваемого заскорузлым позеленевшим ногтем, отчего Мориса передернуло.
— Ну что, убедился? — крикнул он и одернул штанину.
Возница ничего не ответил и продолжал погонять буйволов, больше не обращая на своего спутника никакого внимания. «Кто его знает, о чем он думает, скотина? — размышлял Морис. — И что это за туряки такие? Не ровен час, разорется, монстр безухий, и удавят меня, как злостного туряка…»
Решив прояснить вопрос об этих неизвестных существах, Морис снова обратился к вознице.
— Послушай, дружище, — с подчеркнутым безразличием начал он, — а кто они такие, эти туряки?
— Туряки-то? — Раб почесал лысую фиолетовую голову и ткнул пальцем вперед. — Вон видишь, все воины доспехи надели — мы идем по земле туряков. Это люди такие… дикие, с большими дубинами. Очень сильные и волосатые, — тут раб покосился на Мориса, — вроде тебя.
— Да ты что, издеваешься?!
— Мо-рис… — раздался за спиной нежный голос. И Морис замер, боясь, что ему показалось. Однако голос повторил настойчивее: — Мо-рис…
Они сидели на мягких подушках, взявшись за руки, и молчали. Им было хорошо. Морис хотел было что-то сказать, но потом передумал. И они снова молчали.
— А-а-а-а! У-у-у-у!.. — завыли откуда-то хором, жутко, как будто это выла целая стая волков. А затем со всех сторон послышались крики солдат:
— Туряки! Туряки!
Кибитка резко остановилась, старый раб, всхлипывая от страха, неловко спрыгнул с козел на пыльную дорогу. Вот его худые колени простучали по земле — старик пополз под телегу. Удар — бедняга очень спешил и едва не разбил себе голову о деревянную ось.