Тени войны
Шрифт:
— Подождем до завтра. А ты выпей успокоительного и ложись спать. Завтра у нас много работы.
В боксе отделения специальной медицины собрались все, так или иначе связанные с проблемой Романа Персика. Четверо основных экспертов-медиков по проблемам мозгового сканирования, Джон Бидли, Максимилиан Фоке и Памела Кох. Сам Персик тихо лежал на кушетке, смирившись со своей участью.
Все ждали появления Ворона.
— Ну, где же твой сумасшедший? — спросил Джон. — Я на всякий случай предупредил охранников, чтобы мне сообщили о прибытии гостя без пропуска. Но что-то они молчат… Если ничего не произойдет еще пять минут, мы снова обратимся к нашей медицине.
Тут дверь бокса открылась, и на пороге показался тот, кого все ждали.
— Здравствуйте, господин Ворон, — сказал Джон, поднимаясь, и крепко пожал прибывшему руку. — Честно говоря, несмотря на договоренность, ваше появление стало для меня довольно неожиданным. Мы надеемся, что вы поможете вернуть нашему пациенту память. Эта информация очень ценна для нас, и не исключено, что она спасет человеческое Сообщество от порабощения. Это не высокие слова — это правда…
— Что же, я готов приступить без лишних разговоров.
Ворон подошел к лежащему Персику и попросил его показать руку. Все окружающие с недоумением наблюдали за манипуляциями гостя, когда он начал медленно поглаживать ладонь пациента, что-то тихо спрашивал у Персика, а тот в ответ кивал. В какой-то момент глаза пациента закрылись, и он погрузился в глубокий сон.
Врачи сосредоточили все свое внимание на показаниях приборов, регистрирующих состояние пациента. Ворон посидел возле Персика несколько минут, затем дотронулся до его лба. Старик открыл глаза и удивленно посмотрел по сторонам. Ворон отошел в сторону и сделал приглашающий жест Джону. Майор приблизился к кушетке и спросил:
— Господин Персик, вы не могли бы вспомнить, что хотели от вас люди, которые увозили вас ночью?
— Конечно… Я все вспомнил… Я собирал для них какое-то мудреное устройство связи. Я очень хорошо запомнил всю схему. Дайте мне бумагу, я все запишу.
Немедленно подали бумагу и карандаш, и старый мастер быстрыми профессиональными штрихами набросал схему и написал наименования деталей. Потом на отдельном листе он нарисовал еще что-то, сделав короткую надпись. После этого старик протянул листы майору Бидли. Тот с интересом просмотрел записи, потом недоуменно глянул на Персика.
— Вы нарисовали сменный картридж и написали, что внутри его находится сушеная трава…
— Да, это полынь.
— А что там делает полынь? Вы что, открывали картридж?
— Нет, картридж открыть невозможно… Но я откуда-то знаю, что там полынь.
Джон хотел обратиться за разъяснениями к Ворону, но того уже и след простыл.
— Ну вот, наш таинственный друг исчез не попрощавшись, — с нескрываемой досадой проворчал он. — А у меня к нему было так много вопросов. Можно, конечно, позвонить охранникам, чтобы его задержали, но, боюсь, это бесполезно. Ладно, Макс, сейчас же отнеси эти записи электронщикам, а вы, Памела, завтра снова отправляйтесь к этому Ворону и официально пригласите его ко мне на беседу.
Утром следующего дня Памела стояла на крыльце дома напротив антикварной лавки и терзала старый звонок, но никто не открывал ей дверь. Пэм попробовала постучать, когда сзади раздался голос:
— Что такого страшного случилось, что вы хотите разнести мою собственность?
Пэм обернулась и увидела толстого человека в вязаной кофте и парусиновых штанах. На ногах у него были старые комнатные тапочки.
— Прошу прощения, но мне нужен человек, который здесь живет. Вы случайно не знаете, когда он придет?
— Боюсь, что теперь уже никогда. Я его бывший домовладелец. Он съехал. Вчера вечером.
— Но вещи… может быть, он приедет за вещами… У него там деревянная мебель, картины. Все очень дорогое.
— Все свои вещи он уступил оптом хозяину антикварного магазина. Вот этого — напротив. Больше ничем вам помочь не могу. Эй, а может, вам пригодилась бы его квартира? Я сдаю ее недорого, — спохватился домовладелец.
— Нет, спасибо, — уходя, бросила Памела.
Под руководством мастера Персика за две недели удалось скопировать устройство связи. Но когда пришло время его испытывать, никто не мог представить себе, как это можно сделать. Наконец Максимилиан Фоке вспомнил о содержавшемся в отдельном медицинском боксе человеке по имени Беши Уна, который благодаря Памеле был вывезен из госпиталя ВВС, где его оперировал доктор Гекльберри.
Пациент по-прежнему оставался в исследовательском подразделении НСБ, хотя о мистере Беши Уна не забывали в Ассамблее и многочисленных комитетах по правам человека. Протесты, требования и запросы продолжали поступать, но их пропускали через весь бюрократический аппарат, где бумаги регистрировались, подшивались и ставились на очередь к рассмотрению. На том все и заканчивалось.
По результатам наблюдения за прооперированным доктором Гекльберри специалистами НСБ было установлено, что биологический процессор в мозгу пациента полностью развился, и это отразилось на его поведении. Он стал менее эмоционален, безразличен к еде и совсем не стремился к общению.
Когда майор Бидли и Максимилиан Фоке в сопровождении трех врачей вошли в бокс, пациент сидел на кушетке и рассматривал иллюстрированные журналы. Мистер Уна отвлекся только на мгновение, чтобы вежливо поздороваться с вошедшими, после чего он снова погрузился в свои журналы.
Джон посмотрел на Макса и кивнул. Тот извлек из чемоданчика прибор, включил его и осторожно стал поворачивать ручку настройки. Пациент вздрогнул, как от подозрительного шума, и весь напрягся. Макс переглянулся с Бидли и повернул ручку до конца. Все вокруг потонуло в нечеловеческом вопле, а несчастный, обхватив голову руками, забился на пластиковом полу бокса.
32
Анупа проснулась от непонятных толчков и тряски. Она открыла глаза и увидела, что лежит в кибитке под тентом из синего шелка, сквозь который просвечивает яркое полуденное солнце. Дно кибитки было устлано мягкими, богато расшитыми подушками, на которых девушка спала. Анупа села и с удивлением обнаружила, что на ней непривычная одежда ярких цветов. Длинные рукава, колени закрыты — это было красиво, но не слишком удобно для дикарки, которая с детства не знала никакой одежды, кроме кожаной набедренной повязки и разноцветных бус.