Тени за холмами
Шрифт:
Дахху сделал неуловимый жест рукой под столом — и крышка котелка запрыгала, захлопала перед Кадией, как лающая сторожевая овчарка.
Впрочем, оказалось, что это были аплодисменты: за готовность помочь.
Ночь вступила в свои права.
Мы выволокли морской матрас наружу. Было иссини-холодно и темно. Только пели сверчки за пушистыми ивами, заслонившими небосвод. И лягушки — тихонько, в обнимку — шептались в канавах. Из Леса тянуло загадками. От города долетали
Сколько нас помню, каждую весну мы с ребятами устраивали Уличную Ночь. На матрасе в саду нам казалось, что в мире нет ничего невозможного. Что мы — бесконечны. Было странно испытывать такой оптимизм ни с того ни с сего. Странно, но приятно. Вот она — сила традиций.
Мы лежали в рядок. В центре я. Справа Дахху — с моноклем в глазу, который он изредка и не пойми зачем вставляет. Слева Кад, закинувшая руки за голову. Я же сложила ладони на груди, как добропорядочный покойник, и вглядывалась в звезды.
Хорошо когда есть с кем помолчать.
Где-то там, в вышине, в опасном и черном огне Небытия, бродят боги.
Вернутся ли они? Будет ли к кому обратится с молитвой? Или только — внутрь? В надежде найти еще немного сил, чтобы сделать рывок, очередной рывок — и неважно какой, ведь все мы стремимся вперед, даже если не можем сформулировать, куда именно…
Мне казалось, что я рассмотрела в туманности звезд завихренье — абсолютного монстра, за пятьсот квинтиллионов километров от нас — может, вход в царство Зверя? Страшные, распахнутые врата?
Каково там — в Пустошах Хаоса? Так ли тихо, как мы надеемся?
Вдруг Кадия повернулась на бок, упершись локтем в желе матраса, и щеку положила на кисть:
— Вы знаете, а меня ведь утвердили на новую должность! — как всегда громко сказала она.
Виденье осыпалось хлопьями пепла.
Я обернулась к подруге:
— Серьезно? А как же обещанные проверки?
— Никаких проверок, — Кад улыбнулась, но в её пухлых губах мне почудилась тень печали. — Они… быстро признали, что я создана для этой работы. Завтра подписываю документы.
Я улыбнулась:
— Короче, ты очень качественно охмурила тех мужиков на балу.
— А то, — Мчащаяся коротко и почему-то горько хохотнула. — Моё обаяние настолько несокрушимое, что я боюсь лишний раз зеркалу улыбнуться — вдруг не отлипну!
— Что-то не сходится, — заявил Дахху.
И не успела Кадия возмутиться, как оказалось — он не про неё.
Друг оказался отвлечен на документы по Марцеле, которые я притащила из Ведомства. Его лицо отражало всю гамму сомнений, описанных в Большом Справочнике Человечьей Натуры, что хранится в башне Магов, что на проспекте Старых королей.
Дахху сел, устроив рыбам очередной катаклизм.
— До Иджикаяна госпожа Марцела была одного роста, а после — другого, — решительно начал друг, хотя его никто и не спрашивал, — До Иджикаяна она была Мастером Превращений, а после стала Шептуном. До Иджикаяна Марцела была экстравертом, а теперь — редкий интроверт… Как бы вы это объяснили?
— Никак, — обиделась Кадия. — Я тут о своём карьерном успехе глаголю, а ты вшивые загадки множишь.
— В загадках — жизнь, — не согласился Дахху. — Тинави, подтверди.
— Э-э-э, нет, — я не поддалась. — Я не для того на этом матрасе поцентру лежу, чтоб служить медиатором.
— А для чего? — полюбопытствовала Кадия.
— Чтоб возвращать вас туда, — я ткнула пальцем в небо. — Чтоб вы не забывали о масштабе.
Кадия снова перевалилась на спину. Дахху, аккуратно убрав листки по Марцеле в сумку, вдруг вздохнул:
— А кто-нибудь еще тут скучает по Анте Давьеру?
— Да, — сказала я.
— Нет, — сказала Кадия.
И мы переглянулись.
Вскоре мы разбрелись по комнатам: крохотным гостевым «кельям», где у нас с Кадией были спальные мешки.
Выспаться не удалось: едва пробило пять утра, как посыпалась почта. Приятно, когда о тебе помнят. Но еще приятнее — когда помнят о твоем режиме!..
Первой прилетела антрацитовая ташени. Бумажная пташка пролезла сквозь слуховое окно и ткнулась мне под ребро, как кинжал убийцы. Не успела сонная я испугаться, а птица уже раскрылась в письмо.
Надо же! Что, Полынь шлёт новости из дворца?
Записка оказалась весьма лаконичной.
«Это кошмар.» — гласила она.
Особенно драматично получилась точка: такая жирная и обреченная, будто перо куратора долго над ней висело, пуская чернила вместо крови… А королева стучалась, стучалась в это время в дверь…
Ну и пошли у меня фантазии…
Я тихонько посмеялась.
В окно уже лезли, ругаясь по-птичьи, еще две ташени. Одна подмяла вторую, цапнув за крыло, и та заверещала высоко и тоненько. Я подпрыгнула им навстречу: а то сейчас разбудят Снежка, и утро наступит по всей пещере — принудительно…
Обе записки дружно обмякли в моих не-магических руках.
«Дорогая Тинави! — говорилось в первой из них. — Это Эрвин Боу, священник. Помните, я хотел с вами посоветоваться? Давайте позавтракаем сегодня, до вашей работы? Буду благодарен».
«Тинави, приходите пораньше. Вас ждёт новое дело — жестокое убийство. Уверена, вы в предвкушении. Селия».
О да, отлично…
Я с тоской потерянной возлюбленной посмотрела на свой раскуроченный спальный мешок. Он притягательно пах теплом и уютом. Ах, милый, я буду так скучать по твоим пушинкам! Но долг зовет. Прощай.