Тени забытых земель
Шрифт:
— И мне недавно одна только мысль о подобном казалась совершенно невозможной, — дядюшка потер виски, — а тут мы сталкиваемся со свершившимся фактом. У меня в голове подобное до сих пор как-то не укладывается.
— Пару седмиц назад я и сам ни во что такое никогда бы не поверил… — брат Титус только что не развел руками. — В застенках святой инквизиции служат жесткие люди, твердые в своей вере, и не склонные к жалости и сантиментам…
— Вы, брат Титус, наверное, хотели сказать о тамошних служителях, что у них совсем нет нервов, а вместе с тем отсутствуют человечность, жалость и сострадание? — вновь не выдержал брат Белтус.
— Что ж, можно сказать и так… — молодой послушник посмотрел на монаха. — Брат Белтус, не обижайтесь на мои слова, но, похоже, вам в тюремных застенках досталось не так и много. До основных допросов с пристрастием дело, судя по всему, не дошло, чему я искренне рад. Вот если бы вас раскатали по-полной, тогда бы вы поняли…
— Мне хватило и того, что было… — пробурчал брат Белтус. — Садисты…
— Да, иногда при допросах дознаватели несколько перехватывают… — вздохнул брат Титус.
— Иногда!.. — язвительности в голосе брата Белтуса хватало на десятерых.
— Чтоб вы знали: многие из нас противостоят злу, и часто гибнут, выполняя свой долг!
— Куда чаще от вашей руки гибнут невинные!
— Ну, в инквизиции, как, впрочем, и в любой другой службе, хватает самых разных людей, как мясников, так и тех, кто пытается гуманными способами докопаться до истины… — пожал плечами брат Титус. — Не все так просто, и не стоит всех чесать под одну гребенку. Однако что касается тех, кто несет свою службу в застенках инквизиции, то здесь вы кое в чем правы: там находятся лишь те, на кого можно положиться целиком и полностью, кто ни во что не ставит ни деньги, ни связи. Сбежать из застенков инквизиции практически невозможно, и я вначале с изрядной долей скепсиса воспринял известие о том, что Нарла будто бы сбежала именно оттуда. Позже, когда прошло первое неприятие этой новости, я все же решил как следует взвесить это предположение, рассмотреть его со всех сторон. Сложность в том, что я практически никого не знаю из тамошних служителей, хотя о порядках, царящих в застенках, наслышан предостаточно.
— Если я правильно понял, то вы все же пришли к каким-то выводам? — поинтересовался дядюшка.
— Вроде того… — кивнул головой брат Титус. — В моей душе проросли зерна сомнения, посеянные вами. Повторяю: тамошних служителей я не знаю, но вспомнил, как однажды, когда я еще учился у братьев-инквизиторов, отец… ну, его имя вам ничего не скажет… Так вот, тогда он, рассказывая о преодоленных страстях, приводил нам в пример некоего брата… имя пока что не важно. Этот человек с юности был великим игроком в азартные игры, и просадил в пух и прах свое огромнейшее состояние, оставив всю свою семью даже не на грани нищеты, а за ее гранью. Потом сей муж искренне раскаялся в своей неправедной жизни и пагубных страстях, принял постриг, и был настолько горяч и неутомим в своей вере, что его ставили едва ли не в пример всем остальным. Более того: он испытывал такую острую неприязнь к грешникам и ослушникам, что сам напросился на службу в тюремные застенки, дабы строгостью и воздержанием пресекать дурные наклонности грешников и наставлять их на путь истинный…
— То есть вы предполагаете, что на подобное предательство мог пойти этот человек? Думаете, он снова стал играть?
— Я пока еще ничего не думаю, а всего лишь предполагаю. Поверьте, мне очень стыдно подозревать одного из своих братьев, и если выяснится, что он невиновен, то я буду безмерно счастлив, и первым извинюсь перед ним за беспочвенные подозрения, а потом мне придется долго отмаливать свои недостойные мысли. Мне сложно поверить в предательство одного из служителей нашего ордена, но ничего другого мне на ум пока что не приходит.
— Сколько лет тот человек служит в застенках инквизиции? — деловито спросил дядюшка.
— Около десяти.
— Какой у него возраст?
— Точно не скажу, но, наверное, около шестидесяти…
— Что ж, все вполне логично… — после короткого молчания произнес дядюшка. — Излечиться от игромании крайне сложно, ведь, по сути, эта та же болезнь. Я допускаю, что в свое время этот человек искренне хотел изменить свою жизнь, постарался вычеркнуть из памяти прошлые ошибки, и стал прилагать все усилия, дабы исправиться. Беда в том, что у кое-кого из игроманов это пристрастие словно загоняется внутрь, а сам человек пытается заполнить образующуюся пустоту чем-то иным. В данном конкретном случае мужчина постарался полностью отдаться вере, а нерастраченные эмоции скидывал на заключенных. Это продолжалось какое-то время, и человек уже уверился в том, что полностью преодолел свою зависимость. Возраст у этого мужчины был уже приличный, и я не исключаю, что в один прекрасный момент он не сумел преодолеть старый искус, или же, наоборот, решил испытать себя — мол, сумеет ли устоять от соблазна… Не исключено, что кто-то из темных личностей, узнав о прошлом этого человека, каким-то образом сумел втянуть его в игру — перспектива иметь такого человека на крючке более чем заманчива. В общем, тут может быть множество самых разных вариантов, но итог один: ночной порой, сняв с себя монашеское облачение, служитель снова взял в руки карты или кости… Это как возвращение старой болезни: ты думаешь, что уже давно вылечился и здоров, а она сидела в тебе долгие годы, ожидая часа своего возвращения, а после возвращения болезнь уже не отступит, свое возьмет с лихвой.
— Думаете, он проигрался?
— Лично у меня другого объяснения нет. Об этом узнали нужные люди, и вашего служителя прихватили за жабры. Возможно, все это произошло значительно раньше того времени, когда от него потребовали вытащить из темницы Нарлу, и, вполне вероятно, он и ранее оказывал некие… услуги нужным людям. Что же касается нагини… Я могу только представить в самых общих чертах, каких сложностей это ему стоило, и в какую сумму спасение Нарлы обошлось тем, кто оплачивал подобную… операцию. На кону стояли огромнейшие деньги. Брат Титус, поверьте моему опыту: ваш служитель играет по самым крупным ставкам, проигрывает и выигрывает совершенно невероятные суммы, а иначе бы он не стал совать голову в петлю. Этот человек уже не может жить без риска, для него ходить по лезвию бритвы стало чем-то вроде нормы жизни. От этого, увы, уже не излечиться…
— Если все действительно так, то это крайне печально… — произнес брат Титус. — Подобное грехопадение происходит с теми, в ком недостаточно веры и крепости души. А пока что единственное, что я могу сказать… Вернее, сейчас я могу уверить вас в том, что донесу это предположение о возможном предательстве до самой верхушки нашего ордена. Если же будет доказано, что некто из наших братьев сошел с пути истинного, то дело пахнет большим костром.
— Еще скажите — публичным костром… — снова не удержался от колкости брат Белтус.
— Нет, такие казни не предназначены для чужих глаз… — покачал головой брат Титус. — Никому не хочется выставлять свои огрехи на всеобщее обозрение, и это утверждение в равной мере относится как к светским властям, так и к закрытому ордену. От некоторых паршивых овец лучше избавляться втихую. Но если все обстоит действительно так, как вы предположили, то на том костре я сам поднесу горящий факел к вязанкам хвороста…
Возможно, это прозвучит жестоко, но возражений ни у кого не было.
Глава 15
Ночь прошла спокойно, беглецов почти не тревожили звуки, доносившиеся снаружи. Конечно, было слышно, как за дверями землянки то и дело подавали голос неведомые звери, да и в саму дверь не единожды скоблили чьи-то когти, но, по счастью, извне внутрь никто не ломился и подкоп сделать не пытался.
Люди проснулись рано, едва-едва рассвело. Конечно, можно было бы отдохнуть еще немного, но задерживаться не стоило. Быстро перекусили и стали собираться в дорогу — все же хочется надеяться, что после восхода солнца все ночные хищники уже убрались в свои норы.