Тени забытых земель
Шрифт:
Люди все ближе и ближе подбегали к монастырю, но и сатиры, оставив неподвижные тела поверженных жертв, устремились вслед за ускользающей добычей. Пусть у людей есть фора во времени, но козлоногие успеют догнать беглецов еще до того, как те доберутся до спасительных монастырских стен!
Андреас, бессильно сжимая кулаки, наблюдал со стены за всем происходящим, осознавая, что ничего не может сделать для того, чтоб хоть чем-то помочь этим несчастным. И потом, в монастыре есть некое основополагающее правило, которого каждый из братьев обязан беспрекословно придерживаться: ты не имеешь права вмешиваться в такие вот разборки, если они не касаются непосредственно обители — в конце концов, люди знали, куда идут, и что их может
Беглецам повезло: они уже миновали две трети зеленого поля перед монастырем, когда сатиры остановились, прекратили свое преследование. Хотя они могли в несколько прыжков догнать последнего из бежавших, да и двое остальных были не так далеко от них, но сатиры не стали тратить силы на поимку людей. Вместо этого они стали что-то кричать вслед убегающим, а потом повернулись, и направились назад. Дойдя до убитых людей, сатиры ухватили их за ноги, и поволокли в заросли. Прошло еще несколько минут — и вновь перед глазами Андреаса оказалась прекрасная картина зеленного леса, которую, казалось, ничто не могло потревожить. Никак не скажешь, что только что здесь погибли люди…
Единственное, что немного успокаивало в этой ситуации — так это осознание того, что хотя бы трое бежавших людей сумели добраться до монастыря. Даже отсюда Андреас слышал скрип отворяемых ворот, так что можно быть спокойным — беглецы уже находятся в безопасности. Конечно, может быть и такое, что все трое перед дверями монастыря рухнули без сил — все одно монахи их внесут внутрь обители, окажут посильную помощь, а заодно и проверят, все ли в порядке с этими беглецами и с их грузом — все же люди бежали не налегке…
До конца дежурства так больше ничего и не произошло, ни хорошего, ни плохого. Из монастыря тоже никто не вышел: как видно, братья-кармианцы не разрешили никому из находящихся в монастыре путников уйти в Запретные земли. Правильное решение, ведь сатиры могли устроить засаду в кустах. Впрочем, почти наверняка многие из людей сегодня и сами не хотели бы выходить из монастыря — гонка по пересеченной местности говорила сама за себя, а те трое, кто только что пришел в монастырь… Эти, без сомнений, уже взахлеб рассказывают страшные истории жадно слушающим их людям.
Тишина, покой, даже ветерок стих. Как Андреас не вглядывался в зеленое море, но ничто не привлекло его внимание. Вполне может быть и такое, что сейчас некто из-за деревьев тоже с интересом рассматривает монастырь, только вот как разглядеть этого любопытного?
В два часа пополудни Андреаса сменили. Пришедший на смену брат-кармианец сказал о том, что настоятель зовет к себе молодого послушника. Наверняка желание отца Маркуса побеседовать связано с тем письмом от дяди, которое Андреас передал настоятелю. Помнится, конверт был довольно увесистый, и, судя по толщине, в это хорошо запечатанное послание было вложено было не менее десяти листов бумаги. Можно не сомневаться, что там находится не только письмо от дядюшки Эдварда… Конечно, сейчас молодому человеку куда больше хотелось узнать о том, что рассказывают те трое, что сумели добраться до монастыря, но все расспросы об этом придется ненадолго отложить.
Настоятель сидел за столом, просматривая какие-то бумаги, и на полуслове оборвал приветствие молодого послушника.
— Брат Андреас, ты догадываешься, отчего я вызвал тебя к себе?
— Этого из-за того письма, что я передал вам вчера?
— Совершенно верно. Все дело в том письме, которое прислал твой дядя, граф Лиранский.
— Слушаю вас, отец-настоятель.
— Должен сказать, что ознакомившись с этим посланием… — отец Маркус кивнул в сторону, где на небольшом столике лежало чуть ли не два десятка листов бумаги, — должен сказать, я был удивлен, и даже в какой-то мере возмущен. Тебе известно его содержание?
— Могу только догадываться. Дело в том, что когда я находился в Лаеже, граф и мне передал письмо от родителей. Надо сказать, что я никак не ожидал узнать что-либо подобное о намерениях родителей относительно моей дальнейшей судьбы, и потому единственное, что я мог передать им в ответ, так только настоятельную просьбу оставить меня в покое.
— Да, мирские дела, греховные хлопоты, в которых мы вынуждены погрязать, и это вместо того, чтоб служить Светлым Небесам и держать в чистоте свои помыслы… — отец Маркус вздохнул. — Не стоит скрывать от тебя, сын мой: в том конверте, что ты вчера мне привез, было несколько писем от разных людей, и содержание почти всех посланий касались именно тебя. Так вот, твой отец, герцог Лурьенг официально уведомляет меня, что на днях был подписан договор, вернее, соглашение о заключении брака между его сыном Адрианом, то есть тобой, и Абигейл, принцессой Бенлиора. Потому меня настойчиво просят (если это можно так назвать) отпустить тебя из монастыря в мир — ведь ты все еще являешься послушником, и потому без особых сложностей можешь покинуть нашу обитель.
— В письме от родителей мне было сказано примерно то же самое. Потому я был вынужден доходчиво пояснить графу Лиранскому, что подобное невозможно ни сейчас, ни позже. Я не намерен возвращаться в мир, так что для принцессы Абигейл следует поискать другого кандидата в мужья.
— Ты ранее встречался с этой девушкой?
— Да, семь лет назад, на бракосочетании наследного принца Карлиана. Тогда на торжества к нам в страну приехало множество гостей, в том числе и члены королевской семьи Бенлиора. Принцессе Абигейл было в ту пору двенадцать лет. Простенькая, милая девочка, на которую в их семье никто не обращал внимания.
— Да, с Бенлиором у нашей страны достаточно протяженная граница, и потому желательно иметь дружеские отношения… — отец Маркус, нахмурившись, перебирал четки. — И по существующим в той стране законам у них правит не король, а королева. Что касается ее супруга, то он является принцем-консортом. Так?
— Совершенно верно. Супруг правящей королевы не является монархом, и после смерти королевы престол переходит к дочери умершей, или другой представительнице королевского рода. Но при чем тут Абигейл? Она четверная из дочерей, и до трона ей…
— До трона ей ближе, чем может показаться… — вздохнул отец Маркус. — Видишь ли, получив послание от твоих родителей с этим невероятным предложением, я сразу же хотел дать отрицательный ответ в довольно резкой форме, но… В том конверте были и другие письма, прочитав которые, я склонен призадуматься, тщательно взвесить все «за» и «против», а не действовать сгоряча. Я постараюсь пояснить тебе краткую картину происходящего, а решение будем принимать позже.
Конечно, в тот конверт было вложено не одно письмо! Вряд ли дядюшка Эдвард и герцог Лурьенг ограничились одним посланием — не такие это люди! Без сомнений, дорогие родственники попросили еще кое-кого из великих мира сего замолвить свое веское слово перед отцом Маркусом, поставив того в весьма сложную ситуацию, и, по сути, отдав приказ, который тот не мог не выполнить. Среди бумаг, лежащих на столике, Андреас уже успел рассмотреть плотный лист с золотыми вензелями, и ему было хорошо известно, что на подобной бумаге пишет только король… А вон та бумага с красным тиснением почти наверняка за подписью кое-кого из верхушки церковной иерархии…