Тени заезжего балагана
Шрифт:
– Явился, – мирно ответил монах, словно и не обратив внимания на нарочитую грубость управляющего. – Я хотел уплатить долг и забрать свои вещи.
– Поздно хватился, – усмехнулся мужичок. – Крайний день уплаты вышел вчера, и что-то я не видел тебя здесь с покаянием на лице за причинённые мне убытки и с денежками в кармане.
Лицо Ямады окаменело, а Уми лишь подумала: вот и проявилось истинное лицо управляющего. Наверняка все вещи Ямады он прибрал к рукам, а что-то, возможно, уже успел перепродать.
– Я изъял все твои пожитки в счёт уплаты долга, – продолжал управляющий с глумливой улыбкой, подтвердив опасения Уми. –
Ямада хотел было что-то возразить, но управляющий уже потерял к нему всякий интерес. Не удостоив его больше и взглядом, он повернулся к Уми:
– Простите за эту неприятную сцену, о-дзётю, – лицо его снова приобрело тошнотворное выражение наигранной любезности. – Чем могу быть вам полезен?
Растерянность и обида, отразившиеся на лице Ямады, заставили щёки Уми заалеть от едва сдерживаемого гнева, будто несправедливость коснулась её саму. Такое обычно бывало с ней, только когда на её глазах притесняли кого-то из её семьи – а все братья клана Аосаки были друг для друга порой чуть ли не единственной опорой и поддержкой. И хотя Ямада официально не вступал в ряды Аосаки-кай и не давал клятвы оябуну, Уми отчего-то воспринимала его как «своего» – человека, за которого она будет стоять горой.
Уми с милой улыбкой подошла к прилавку, за которым сидел управляющий, и скрестила руки на груди. Словно невзначай она одёрнула рукава кимоно, слегка обнажая часть татуированного предплечья.
Просто хорошо одетую девушку управляющий вряд ли станет слушать, особенно если она начнёт добиваться справедливости и взывать у его напрочь отсутствующей совести. Но если эта хорошо одетая девушка окажется якудза, за которой стояла сила целого клана, ему волей-неволей придётся прислушаться к её словам.
– Видите ли, – начала Уми, наслаждаясь тем, как медленно бледнело лицо управляющего, заметившего иредзуми дракона на её руке. – Ямада не смог бы явиться к вам, даже если очень захотел. Он теперь работает на Аосаки-кай, и потому вчера был занят делами клана – если вы понимаете, о чём я.
Управляющий, безусловно, понимал, потому что его глаз задёргался, а кадык на тощей шее заходил ходуном, будто бы его вдруг одолела сильная жажда.
– Я… я не знал этого, – забормотал он. – Он ничего мне не…
Уми подняла руку, и управляющий тут же замолк, словно подавившись собственными словами.
– Я не удивлена, что вы грабите своих постояльцев, – продолжала она всё с той же благожелательной улыбкой. – Кто из нас не соблазнялся хоть раз в жизни умыкнуть то, что плохо лежит? Но даже мне непонятно, как у вас поднялась рука обидеть служителя самого Сэйрю.
Управляющего не обманул мягкий тон Уми: он понурил голову и принялся заламывать руки.
– Я удивлена, что здесь ещё кто-то останавливается, – неумолимо продолжала Уми, с презрением оглядев старую прихожую, дощатый пол которой заметно потемнел от времени. – Если случай Ямады – не первый, о вас уже должна была пойти дурная слава не только по Ганрю, но и всей провинции Тосан. Глядя на вас, я не уверена, что вы способны хорошо заметать за собой следы. Кто-то из клана помогает вам скрывать свои тёмные делишки, а?
Теперь лицо управляющего посерело, будто у него в одночасье развилась тяжёлая и неизлечимая болезнь. Его глубоко посаженные глазки панически забегали, отчего Уми убедилась в том, что её догадка была верна: кому-то из братьев клана
– Имя, – продолжила она, отчего управляющий поднял на неё затравленный взгляд. – Назовите имя этого человека, и я обещаю, что вы останетесь при своём, и клан Аосаки продолжит обеспечивать защиту вашего дела. Но я должна знать, кто обкрадывает моего отца и как давно.
Глаз управляющего задёргался ещё сильнее – похоже, теперь он наконец понял, кто стоял перед ним. Но он всё же сумел пересилить себя и заговорил:
– Я не знаю ни имени, ни лица этого человека – он прятал его в тени соломенной шляпы и ни разу не показывался мне на свету. Несколько месяцев назад он сам явился ко мне и предложил сделку. Сказал, что дело верное и никто ни о чём не узнает.
– Как видите, он солгал, – Уми больше не улыбалась. Её охватила злость от того, что кто-то посмел проворачивать свои дела прямо под носом её отца и долго оставаться безнаказанным. – Расскажите мне всё, что знаете о нём. Любая мелочь может оказаться полезной.
– Судя по голосу, он ещё довольно молод, – нервно пожал плечами управляющий. – Наверняка ему не больше тридцати. Городской, речь у него чистая и ровная – деревенские так не говорят, уж поверьте: я на своём веку их перевидал достаточно, чтобы суметь почувствовать разницу. На поясе у него не было оружия, но судя по тому, как топорщился карман его хакама, наверняка там был револьвер…
Несмотря на стойкую неприязнь, которую вызвал в ней управляющий, Уми не могла не отдать должное его наблюдательности. Револьвер в карманной кобуре и впрямь было легко спрятать под одеждой. За ношение меча в городе полиция имела полное право арестовать и выяснить, кто ты такой и имеешь ли право на такое оружие. Разумеется, этот запрет напрямую не касался членов клана Аосаки, но якудза лишний раз старались не светиться в толпе народу с мечами наперевес. Многие братья стали учиться обращению с огнестрельным оружием – и Уми оказалась в их числе. Теперь, когда смутные времена были давно позади и торговля с Глэндри и Хьордландом оказалась отлажена, добыть револьвер не составляло особого труда.
Вот только полученных от управляющего сведений всё равно было мало – слишком многие мужчины из клана Аосаки подходили под описание. Слишком многие в последнее время стали носить с собой револьверы вместо мечей.
Но Уми не давала покоя ещё одна мысль:
– Почему вы считаете, что этот человек из Аосаки-кай?
– Я видел иредзуми на его предплечье. Точнее, лишь её небольшую часть, так что сказать, что на ней изображено, я не смогу. Насколько мне известно, в этом городе татуировки могут носить только те, кто входит в клан Аосаки, – осклабился управляющий. Похоже, присутствие Уми больше не внушало ему прежних опасений, и он окончательно расслабился.
Чем Уми не преминула воспользоваться. Ямада всё ещё безмолвно топтался у неё за спиной: она чувствовала на себе его обеспокоенный взгляд. Как бы то ни было, единственной жертвой в сложившейся ситуации оказался ни в чём не повинный монах.
И Уми намеревалась восстановить справедливость, насколько это было в её силах.
– Дайте Ямаде кисть и лист бумаги, – велела она управляющему, отчего его гаденькая улыбочка тут же увяла. – Он составит опись всех украденных вами вещей, а вы поставите под ней свою печать и обязуетесь вернуть их все в целости.