Тени. Разум
Шрифт:
– Ну? Сцедила яд? Полегчало?
– Полегчало. Обменяться любезностями с братом бесценно, – чуть улыбнулась Юля и стряхнула пепел.
– Тебе ее не жалко?
– А сфига ли я должна ее жалеть? Жалеют больных, а она вполне здорова и сама довела себя до состояния обветренного чмо. Если ей лень пробежаться с утра или сделать что-то со своими прыщами, то почему я не могу ткнуть ее в это носом. И вот не смей мне втирать бодипозитивный бред «все равны, и все прекрасны такими, какими их создала природа… Бла-бла-бла», ты сам стремных жирух не переносишь, а мне уже прочитали эту лекцию. Я не обламываюсь следить за собой, и ты тоже, а ей походу лень, так почему на это надо закрывать глаза?
Женя открыл рот и поднял указательный палец, чтобы возразить, и
– Можно сказать «сама виновата» взрослой тетке, но она еще мелкая. То, как и ты, и она, и все ваши одноклассники выглядите, зависит от родителей. Мы с тобой прыщами не страдали, потому что наша мама косметолог, и это отец нас по спортшколам гонял, и это они нудели о правильном питании. А ее маму ты видела? Думаешь, такие тетки способны объяснить, что нельзя мешать жиры с углеводами? Я не учусь в универе на психолога, но могу поспорить, что когда эта твоя одноклассница за ужином отказывается от десятой булки с маслом, ее мамаша смеется и говорит, что в ее возрасте все идет в рост.
– Мда… Стремная тетка… – к радости Жени сестра все же задумалась.
– Одни папилломы чего стоят, – Женя брезгливо передернул плечами, вспомнив усеянную ими шею.
– Папилломы? – Юля удивленно подняла брови.
– Ну да, у нее вся шея в них. Ты не заметила их, что ли?
Юля отрицательно покачала головой и хотела что-то ответить, но изменилась в лице.
– Черт! Русичка, – она со скоростью молнии всучила недокуренный бычок Жене и успела как раз вовремя.
– Молодой человек, на территории школы запрещено курить, – раздался за спиной женский голос.
– Да, все полицейские города уже спешат оштрафовать меня. Прямо землю трясет от… – хмыкнул Женя и повернулся, – топота…
«Русичка» выглядела лет на двадцать пять, не больше. У нее были густые рыжевато-каштановые волосы по плечи, пухлые губы, а затянутый на поясе бежевый плащ демонстрировал очень-очень тонкую талию. Настоящее воплощение жениных эротических фантазий, а он нахамил ей.
– Вы в курсе, что девочке нет шестнадцати?
Женя хотел, проявив все свое обаяние, посмеяться и объяснить, что он ее брат, но мелкая противосина обняла его за талию и прижалась щекой к плечу.
– Вообще-то, шестнадцать мне исполнилось неделю назад, – то ли пошипела, то ли промурлыкала Юля.
– Замечательно, – хмуро буркнула «русичка», развернулась и, стуча высокими каблуками, пошла в школу.
Женя любовался на уходящие от него, возможно навсегда, стройные ноги и думал, куда бы лучше спрятать труп сестры.
Проводив учительницу взглядом, Юля и Женя побрели домой. Юле нужно было торопиться на репетицию, а Женя искренне хотел заняться чем-нибудь конструктивным. Он планировал вздремнуть и пошерстить по сети в поисках работы. То, что все вокруг считали своим долгом что-то вякнуть на эту тему, серьезно бесило, и ему из принципа хотелось продолжить болтаться без дела, но гроши с предыдущей шабашки растаяли, да и скучновато ничем не заниматься, поэтому Женя придумал коварный план: устроиться на работу втайне ото всех. Подходя к дому, он уже представлял, как с серьезным видом занимается чем-то значимым, пока окружающие думают, что он просто где-то гуляет. Женя уже собрался забить на пункт «вздремнуть» и сразу броситься искать работу, но в итоге все сложилось иначе, и он не дошел даже до квартиры.
Глава 2
Женя привык, что во снах существует порядок действий, некий сюжет, связывающий отдельные события в единую линию, и по отношению к даже совершенно нелогичному или абсурдному сновидению можно использовать слово «происходящее». Все сны, которые он помнил, были именно такими, но этот казался принципиально другим. Там не было происходящего, был лишь образ момента, бесконечно растянутый и зацикленный, как бы существующий вне времени.
Женя видел все из верхнего угла тускло освещенной общественной душевой. Прямо по ходу взгляда был темный дверной проем, в котором угадывались очертания стен коридора. Слева ряд кабинок, справа умывальники, все было отделано темно-бирюзовым кафелем. Или сам свет был бирюзовым, а кафель просто серым? Пол залила вода, что-то где-то капало и жужжали лампы. Это походило на изображение с камеры видеонаблюдения. Только камеры не было, в этом углу не было ни паука, ни другого насекомого, чьими глазами мог видеть Женя. Он знал – угол, откуда он смотрел свой сон, был совершенно пуст и его самого там не было, потому что он сам стоял внизу на мокром кафельном полу и смотрел в верхний угол, но не прямо на себя Смотрящего сон, а немного правее. Внешне он выглядел как наяву, только волосы на пару сантиметров длиннее и одет в незнакомую куртку.
Он просто стоял, уставившись под потолок и не моргая. Глаза казались черными из-за зрачков и тени от челки, рот чуть приоткрыт, гладкое лицо не выражало никаких эмоций. Он почти не двигался. Внезапно раздался короткий глухой хруст. Он несильно дернулся, как если бы вместо позвоночника была сухая ветка и невидимая рука переломила бы ее чуть пониже шеи. Дернулся и снова замер, словно ничего и не было.
– Ева… – в коридоре тихо, как шуршание жухлых листьев, прозвучало имя.
Он, стоящий на полу, перевел взгляд прямо на себя Смотрящего, словно знал что-то большее, и ушел…
По крайней мере, Жене Смотрящему сон показалось, что Женя Находящийся во сне ушел, а не остался пялиться в пустой угол. Точно он не мог сказать, потому что на этом моменте проснулся. За всю жизнь ему приходилось по-разному просыпаться: от ужаса, от логического завершения сна, от оргазмов, но впервые он проснулся от того, что нервничает.
На кухне злобно орала Юля. Потом раздался негодующий топот и хлопнула дверь. Что именно она орала, Женя спросонья не разобрал, да и не особо старался, ему было совершенно фиолетово, отчего бесится сестра на этот раз. Другой вопрос, на кого она так вдохновенно повысила голос? При всей чудаковатости привычки общаться с воображаемыми собеседниками у нее не наблюдалось.
Родители уехали отмокать в море, дома остались только он, сестра и мышонок Петя. Тем временем на кухне кто-то все же гремел посудой.
«Какого хера? – окончательно проснувшись, Женя подскочил с дивана, запнулся о валяющуюся на полу подушку, но виртуозно удержал равновесие. – Кого принесло в такую срань? – Женя гневно посмотрел на часы, но те укоризненно глядели на него и показывали три дня. – Все равно… Никого не приглашали, но кто-то приперся».
Женя проверил наличие на себе штанов – он оказался в футболке и тех же узких серых джинсах, в которых был вчера, только на коленке теперь красовалась дыра с видневшейся сквозь нитки свежей ссадиной. В памяти тут же вспыхнули неясные образы прошедшей ночи: громкая, сплетенная из шумов музыка и прыгающая под нее толпа, бармен с кривой тату над бровью, тонущие в темноте очертания старого завода, мокрый асфальт и чей-то смех, девушка с черными глазами, поливающая ему разбитую коленку водкой из пластиковой рюмки, широкие и давно заброшенные коридоры промышленного здания, облицованные темно-бирюзовой плиткой… Воспоминания смешались в кашу, и Женя замотал головой, чтобы выбросить их и сосредоточиться на главном, на госте в кухне. Вчерашний день подождет.
Убедившись, что он не выйдет наводить порядки с боевым видом и в трусах, Женя отправился на шум.
Тетя Ира, старшая сестра отца, стояла посреди кухни. Она смотрелась монументально, как статуя колхозницы, только вместо серпа в руке держала поварешку – скверный знак. После ссоры с Юлей тетя Ира выглядела скорее озадаченной, чем обиженной. Она вообще редко обижалась, тем более на Юлю, от которой глупо было ждать любезности.
– Теть Ира? А… – Женя завис в попытках определиться, что он хочет узнать в первую очередь: что она тут делает или что там произошло с сестрой. – Почему Юля кричала? – наконец спросил он, решив не начинать диалог с выяснения, какого хрена его обожаемая тетя забыла у них дома. Это невежливо.