Теория бобра
Шрифт:
Эса продолжает пояснения, которые, в общем-то, никому не нужны. Нам всем и так отлично знакомо оборудование парка, и мы понимаем, чем занимаются непрошеные гости. Когда запись доходит до момента, где двое мужчин появляются из-за «Прыжка лося», я прошу Эсу остановить видео и увеличить картинку. Идентификацию облегчает то, что изображение цветное.
Физиономия Олави до сих пор не утратила знакомой синюшности.
На другом мужчине красная кепка с очень длинным козырьком, узнать его труднее. Тем не менее могу предположить, что это Йонас —
Эса продолжает комментировать видео, во всяком случае, пытается это делать. Ему приходится нелегко, потому что все хотят говорить. Кафе, залитое лучами утреннего солнца, наполнено гамом. В этот раз я не стараюсь никого перекричать — мои мысли заняты только что увиденным. Я все прекрасно рассмотрел. И это помогает мне сформулировать главный вопрос.
Зачем?
Зачем владелец парка приключений, который уже доказал свое превосходство, так поступает? Что вынуждает его атаковать растерявшего клиентов конкурента, который и так находится в бедственном положении? Почему он предпринимает свою атаку именно сейчас?
На мой взгляд, ответ не требует глубокого знания логики или больших познаний в математике. Все дело в нетерпении, в желании ускорить ход событий. «Сальто-мортале» спешит. Ничем другим способ, время и место действия не объяснить. Почему же они так торопятся? Что-то заставляет «Сальто-мортале» ускорить уничтожение нашего парка. Им нужно решить вопрос быстро, чтобы убрать с рынка наш парк приключений, и чем скорее, тем лучше. Мне кажется, ответ нужно искать в самом «Сальто-мортале», и на фоне всех дурных событий это можно считать отличной новостью.
Желание поскорее избавиться от нашего парка и необходимость усилить давление на него лишь подтверждают мои подозрения.
«Сальто-мортале», судя по всему, лезет из кожи вон, чтобы доказать, что контролирует рынок парков приключений в столичном регионе, а то и вовсе полностью его монополизировал. Вряд ли эти доказательства нужны для успешной работы самого «Сальто-мортале». В любом случае, к чему такая спешка? Вероятно, есть какая-то третья сторона — тот, кому надо срочно представить «Сальто-мортале» как успешное предприятие.
Из этого следует, что у «Сальто-мортале» серьезные финансовые трудности, решение которых не терпит отлагательства. Это неудивительно. Выступающие в парке знаменитости и прочие бесплатные для публики полеты на Луну стоят больших денег, а бесплатный вход и бесплатные аттракционы не приносят никакого дохода.
Следовательно, если «Сальто-мортале» не сможет убедить эту третью сторону, у парка закончится финансирование, трудности с бюджетом будут нарастать до тех пор, пока не превратятся в непосильное бремя, и «Сальто-мортале» просто…
…обанкротится.
Я отрываю взгляд от планшета, на котором застыл последний кадр видео. Жаркие споры продолжаются.
— Разумеется, я не предлагаю вступать
— Даже мягкое мороженое уже не на что купить, — возмущается Йоханна. — И я не собираюсь объясняться с клиентами, почему у нас нет мороженого. Всему есть предел. А когда нет мягкого мороженого, тут и без слов все понятно — это предел...
— Такая эмоциональная нагрузка, — бубнит Самппа, — кажется невыносимой. Перенастройка. Вот где ключ к решению проблемы. Нужна эмоциональная разрядка…
— Жми на газ! — восклицает Минтту К своим обычным хриплым голосом, размахивая бутылкой, из которой исходит запах чего-то огнеопасного. — Я готова хоть сейчас…
— Ждать осталось недолго, — говорю я, и все сразу замолкают. Мой решительный голос звучит неожиданно и для меня самого. Он источает уверенность, как будто я сообщаю какие-то очевидные истины. — Речь идет о днях, может быть — о неделях. Мы продержимся.
Так я думаю. Да, я готов признать, что этот вывод основан на очень поверхностных рассуждениях, двух простых и понятных вычислениях и изрядном количестве допущений и предположений, но это все же вполне убедительный вывод.
Первым слово берет Кристиан:
— С чего вы это взяли?
Я уж открыл было рот, но тут же сообразил, что не могу рассказать о своем расследовании убийства, о том, как оно продвигается и что его результаты означают для наших конкурентов. Не могу раскрыть и того, почему считаю Олави и его напарника-диверсанта мелкими пешками, которые, если не обращать на них внимания, вряд ли будут представлять для нашего парка большую угрозу. Информировать своих работников о том, как я пользуюсь баллончиком с краской и чем занимаюсь по ночам, мне тоже не хочется. В итоге у меня оказывается слишком мало конкретных фактов, которыми я могу поделиться.
— Мы преодолеем все трудности, — говорю я.
Все смотрят на меня.
— К сожалению, не могу рассказать вам больше. — И это чистая правда.
Мои работники переглядываются. Когда обмен взглядами заканчивается, они снова поворачиваются ко мне. Я не умею читать по лицам, но неплохо знаю своих сотрудников. К сожалению, они, похоже, не настолько верят моим словам, как я надеялся. Впервые за утро в кафе повисает полная тишина.
— Это самое… — говорит Эса и замолкает.
Я вижу, что он не удовлетворен моим ответом, и это причиняет ему почти физические страдания.
— Вот как… — вторит ему Йоханна, и подбородок у нее дрожит.
— Конечно, тут командуете вы, — вступает Кристиан, играя бицепсами, и видно, что он с трудом сдерживается. — Вы директор. Но…
— Мы хотим действовать. — Минтту К затягивается так глубоко, что половина сигареты превращается в пепел.
— Хотим, — эхом отзывается Эса и кивает воинственно, как никогда.
— Действовать, — говорит Йоханна, и выражение ее лица явно отсылает к самым мрачным годам ее жизни, проведенным в тюрьме.