Теория Глупости, или Учебник Жизни для Дураков-2
Шрифт:
— Так я и предполагал, — сказал Маркофьев.
— Только никому не рассказывайте, — пытался удержать его президент. — Я отыграюсь… На прошлой неделе мне отчаянно не везло… Я выполню все пункты ваших требований! Единственное условие — вы исчезнете из России. Совсем. Окончательно и бесповоротно. Навсегда!
Мы спустились по мраморным, похожим на потрескавшиеся пианинные клавиши, но покрытые вишневой дорожкой ступеням и вышли на улицу.
Редкие желтеющие веточки в кронах кремлевских деревьев напоминали пряди седины в шевелюре еще не старого человека. Под ногами валялись листья цвета детской неожиданности. На скамеечке
— Знаешь, о чем говорил Сервантес, рассказывая про сражения Дон Кихота с ветряными мельницами? — спросил Маркофьев, когда партия завершилась "рыбой". — О том, что на пути каждого человека время от времени возникают химеры, которые кажутся ему непобедимыми. То могущественными врагами, то коварными конкурентами, то представляющими серьезную опасность соперниками, с которыми надо непременно сойтись в смертельной схватке. На самом деле — это тени, пусть и размахивающие крыльями. Может быть, это даже друзья, перемалывающие зерно на муку для твоего каравая.
И еще он сказал, утомленно улыбаясь и щурясь на выглянувшее солнышко:
— Я уже говорил, что Христос не даром призывал возлюбить врагов. Вслед за ним и я воскликну: "ПОЖЕЛАЙ СЕБЕ ПЛОХОГО!" Потому что в мире сколько убудет, столько же и появится. Вот и наши недоброжелатели — чем больше худого нам пожелают, чем больше ненависти выплеснут, тем больше любви пробудят у тех, кому мы дороги. ВОЗЛЮБИТЕ ВРАГОВ И НЕ ВОЮЙТЕ С ВЕТРЯНЫМИ МЕЛЬНИЦАМИ!
В тот же вечер с выправленными бумагами на право приобретения Корсики (для меня были выхлопотаны права на владение островом Святой Елены) мы улетели из России.
В полете мы пили сладкий "Айриш крим" и горький "Амаретто".
Впереди нас ждало только счастье.
Я готов был крикнуть: "НЕТ, СБЫВАЮТСЯ НЕ ТОЛЬКО ХУДШИЕ ПРОГНОЗЫ!"
Если бы крикнул, очередной раз показал бы себя дураком
Когда вновь, спустя несколько месяцев, посетил Россию, я увидел одну из последних, завершающих серий телефильма "Дурак дураком". Маркофьев спускается по устланной ковром лестнице из Георгиевского зала. Вид его страшен. Через плечо болтается автомат, в зубах нож, в руках — окровавленная голова Ивана Грозного и ядерный чемоданчик. Выбежав в Кремлевский дворик, он запрыгивает в бронированный джип, увенчанный башней броневика и кричит шоферу:
— Гони!
После чего, из бункера, из подземного убежища объявляет миру ультиматум:
— Либо пожизненная прописка в Версальском дворце и половинная квартплата (как льготнику-чернобыльцу), либо земной шар будет уничтожен.
Ни о картах, ни о домино, ни об историческом переименовании станции метро фильм почему-то не поведал…
Свидетельствую как очевидец: ничего подобного показанному на экране в действительности не было! На деле происходило не так. Я рассказал, как было на самом деле. Ядерный чемоданчик остался в президентских покоях, а голова Ивана Грозного — на его собственных плечах…
Контрольный вопрос. Кому ставят памятники?
Ответ. Тем, кого надо изуродовать, а никак иначе это сделать не удается.
Контрольный вопрос. Вы хотите, чтобы голуби гадили вам на голову?
Ответ. Не все ли равно, если я ничего не чувствую!
Контрольный вопрос. Вы хотите войти в вечность каменным гостем, медным всадником, бронзы многопудьем, мраморной слизью?
Совет. Тогда оставайтесь живым!
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
КАК ОСТАТЬСЯ НИ С ЧЕМ?
Вынесем контрольное задание (в силу его легкости) в начало главы:
Если везет в карты, то в чем не везет?
(Не ответив на этот элементарный вопрос, вы потеряли 110 очков и отброшены к самому началу курса обучения.)
Правильный ответ. Если не везет, то вообще не везет, а не только в игре или в любви. Зато если уж начало везти…
Мы приземлились в Генуе, откуда на семисотом "Мерсе" отправились в Сан-Ремо — к Веронике. Я рвался, торопясь скорее увидеть возлюбленную. Сердце трепетало — как в юные годы перед долгожданным свиданием. "Мерс", будто чувствуя мое нетерпение, летел стрелой, пущенной кучерявым (так и хотелось сказать — Овцехуевым, но нет) Амуром. На одном из отрезков скоростной трассы, где выступ горы мысом корабля врезался в пространство над водной гладью, украшенной завитками волн, Маркофьев велел водителю затормозить. Мы вышли на овеваемое ветром и огороженное металлическими поручнями смотровое плато, мой друг простер руку в направлении окутанного дымкой, такого теперь близкого и всамделишного чудесного миража, и произнес:
— Теперь она наша… Прекрасная Корсика!
И напрасно отворивший ворота резиденции Моржуев трещал, что миланская корпорация банкиров выставила на продажу очаровательный, напоминающий очертаниями черепаху, но прозванный местными рыбаками Куриным, остров, и цена пустяковая: каких-нибудь несколько десятков миллионов, Маркофьев его слушать не хотел…
В портфеле он привез заверенный всеми необходимыми сургучными печатями и подписями сертификат на приобретение мечты…
Веронику я дома не обнаружил. Квартира, которую она снимала в старинном особняке, была пуста. Лишь опущенные жалюзи на окнах и затворенные ставни говорили, что в час сиесты тут кто-то отдыхал. Я вышел на улицу, где дрожал зной, и, петляя меж пальм, побрел в казино. Купил входной билет за 500 лир и шагнул под своды тяжеловесного, с портиками строения. Здесь царила спасительная прохлада.
Посетителей было немного. Вероника, в бордовой жилетке и белой блузке с длинными рукавами, направляла игру за одним из недорогих рулеточных столов: пускала шарик кататься по бортику черно-красного магического круга, объявляла номера, в лунках которых он успокаивался. Увидев меня, не повела бровью, осталась невозмутима. Я протянул пятьсот долларов, она подвинула мне три высоких, похожих на заводские или пароходные трубы стопки фишек. Я поставил на 29, ее день рождения — и выиграл. Поставил на 5 — свой день рождения, и опять сорвал банк. Улыбнувшись, я подмигнул ей и поставил на 14 — день рождения Машеньки. Вероника же, вместо того, чтобы улыбнуться в ответ, закричала:
— Зачем явился! У меня практика! Производственное испытание! Только позоришь меня! Меня могут заподозрить! Убирайся!
Вечером мы с Маркофьевым ужинали в Рапалло.
— Вероника, — дочь своего отца, — говорил Маркофьев, бросая рыбные кости за окно ресторана, в водную гладь, на поверхности которой покачивалось несколько пустых полиэтиленовых бутылок. — И она во всем на него похожа. Папа помогает ей. И она папе помогает и потворствует… В том числе, в борьбе против нас.