Теория Хайма

Явь Мари

То, что она показала ему, то, что она дала ему попробовать не сравниться ни с чем испытанным ранее. Тогда ему казалось, что всю свою вечность он прожил именно ради этого момента, этих минут, наполненных истинным, обоюдным наслаждением.

Он ждал ее вечность, чтобы теперь отдать тому, кто убьет ее…

— Эйнар, я знаю, что ты там. Я прошу простить меня за беспокойство, но мы уже давно готовы и ждем только тебя. До Севера путь не близкий. — Раздался голос Геира из-за деревянной перегородки.

К черту север, подумалось ему тогда.

Север. К черту. Что его ждет на Севере? Черный, белый, красный.

Там нет ничего. Откуда там будет то, что он так жаждет? К чему ему стоит стремиться. Что он боится потерять. Это все здесь!

— Прости великодушно, не привык как-то с дверью разговаривать. — Геир все же пробрался внутрь комнаты, наполненной дымом наркотиков и резким запахом крепкого алкоголя. — Ох ты ж… мать пресвятая. — Прошептал ошарашено мужчина, в то время как его командир и бровью не повел. Куда там, он на него даже не посмотрел. — Эйнар… Реиган, с тобой все в… — Геир смолк, понимая, что знает ответ на этот глупый вопрос. — Хм… мы ждем тебя. Нам лучше уехать. Немедленно.

— Лучше? — Хрипло и неторопливо произнес дракон, продолжая смотреть на пламя. — Кому лучше?

— Всем. — Пробормотал угрюмо Геир, кажется, начиная догадываться о причине такого состояния своего предводителя.

— Поверь… никому не будет лучше, если лучше не станет мне. — Да, это прямая зависимость. Находиться с ним, когда он в таком состоянии, на севере — не самая удачная идея. — Что, вообще, понимается тобой под словом «лучше»?

Геир вздохнул, думая, что мужику, кажется, уже никогда не будет «лучше». С Древними так всегда. Материя их души сложена иначе, чем у ветреных смертных, которые колеблются из одной стороны в другую в жадной погоне за ощущениями.

Придерживающиеся священных традиций, почитающие узы семьи, верящие лишь в силу оружия и свою собственную, они жили так всю вечность, хладнокровные, гордые и, как будто, отчужденные. Сами с собой, они доверяли лишь сами себе.

И то, что происходит с Реиганом сейчас, не вписывается ни в какие рамки.

— Хм… передам парням, что мы задержимся еще на один день. — Пробормотал Геир, разворачиваясь, чтобы покинуть покои.

— Геир. — Голос повелителя изменился. То ли от эмоций, то ли от алкоголя. — У каждого должны быть жесткие рамки, удерживающие его от поступков, о которых он потом пожалеет, не так ли? Семья. Честь. Собственное слово.

— Да. Точно. — Недоуменно пробормотал мужчина, оглядываясь через плечо. — Однако… к чему рамки, когда свое слово эйнар уже сдержал. — Желтые глаза сверкнули тусклым огнем, когда Реиган кинул на свою «правую руку» озадаченный взгляд. — К тому же, мне казалось, что для Древнего, рамки — условность… Ну, не буду мешать. Если что, ты знаешь, где нас искать.

Дверь мягко захлопнулась, и Реиган вновь обратил свой взгляд к родной стихии. Забирая со столика рядом длинную трубку, он медленно наполнил легкие терпким, густым дымом, долго держа его, прежде чем резко выдохнуть.

Вечность становиться ненавистной, когда он думает о будущем. Беспросветное и тусклое. Черный, белый и красный — цвета его унылой жизни. Возвращаться теперь к былому — страшнее гибели. Да. Теперь он понимает, почему люди приравнивают его жизнь к Аду. Он все это время в нем и жил. И только теперь понял это. А все почему…

Боги. Кажется, он должен ее ненавидеть за это, а не… не…

Проклятая гордость. Он ведь так и не сказал ей слов, которые она ждала от него все это время.

* * *

Сидя в этой холодной, убогой (неудивительно) камере, Ким, раз за разом прокручивала в голове последние минуты жизни. Да, она уже оплакала и отпела себя. Потому что ее существование закончилось еще вчера, вместе с тем великолепным днем, у которого было соответствующее завершение. И все было бы восхитительно, до конца правильно. Она бы ни разу не пожалела о том, что прошла весь этот тернистый пусть, если бы не одно вездесущее «но».

Боже, он бы сделал ей огромное одолжение, если бы просто сказал это. В отличие от дракона, Ким повторяла эти слова из раза в раз в течение всей ночи. Она видела как зажигается его взгляд при этом, какими требовательными и горячими становятся его прикосновения. Его глаза, вместившие в себя ту же правду, но на непонятном языке, отвечали ей взаимностью.

Но он так и не произнес этого.

Странное дело. Кажется, находясь в подобном положении, она должна думать вовсе не об этом.

— Хех. А я то думал, она побольше будет. — Крякнул один из стражников, которые сидели возле ее камеры, играя в кости. — В смысле… столько шуму из ничего.

— Из ничего? — Хохотнул грубо второй. — Ты говори, да не заговаривайся. Если уж сами Даурги смотрят с опасением в ее сторону, думаю, нам нужно подавно оборачиваться почаще.

Ким проигнорировала их болтовню, которая возникала периодически в этом тесном помещении среди стука кубиков и звона медных монет. Отгороженная от них решеткой, она почему-то продолжала думать не о своей незавидной участи, а о том, что всего несколько часов назад чувствовала себя самой счастливой женщиной на земле. Потому что не так давно ей принадлежал старший из этих Даургов. И… неужели она, правда, была у него первой?

Странное дело… люди делают из этого проблему, создали науку посвященную этому вопросу. Доставить наслаждение друг другу в постели — задача, не всегда достижимая. Видимо, с ним все было иначе.

Да, с ним все иначе. Например, то, что их чувства резко разняться.

Ким нахмурилась, утыкаясь в колени, подтянутые к груди.

Он ушел, не сказав ни слова. Он не прощался с ней, он даже старался на нее не смотреть. Просто передал из рук в руки и ушел, не оборачиваясь, чеканя шаг, быстро, словно пытался сбежать.

Видимо, для него все произошедшее было просто великодушием. Видимо, он пожалел ее, рассудив, что ей все равно жить осталось недолго. Может, она просто его достала своей назойливостью.

Хотя в ту ночь он не выглядел мужчиной, который испытывает к ней только жалость. Нет, в его взгляде было столько чувств, названия которым еще не придумали, но там не было и капли отстраненности. Эмоции плавали в огне его взгляда, эти неизведанные тайные оттенки новых цветов. И Ким пыталась их распознать, чувствуя в себе силу и способности, которые приблизили ее к какому-то откровению. Его кровь — то, чья цена измерялась в сотни человеческих жизней, что не в состоянии был купить и самый богатый человек вселенной, что считалось панацеей, эликсиром бессмертия и вечной силы, текло по ее жилам, наполняя каждую клеточку тела ни с чем не сравнимой эйфорией.